Сейчас в Архангельске

05:09 4 ˚С Погода
18+

Новоземельская экспедиция 1909 года. Окончание

Экспедиция совершила переход на собачьих упряжках на Карскую сторону Новой Земли в поисках наиболее удобного маршрута и места для колонизации.

Природа Арктики Карское море Новая земля Прапорщик циволько
Андрей Епатко
16 декабря, 2021, 15:53

Новоземельская экспедиция 1909 года. Окончание


Мы продолжаем рассказ о Новоземельской правительственной экспедиции, которая состоялась в 1909 году. В основе статьи лежат дневники члена экспедиции А. Быкова, опубликованные годом спустя после экспедиции.

 

24-го июля. Пользуясь погодой, Быков вместе с Лоренцом ушли с фотографическим аппаратом в горы, где случайно наткнулись на песцовую нору. Рассерженный присутствием людей, песец глухо лаял из своей норы. Охотники, несмотря на все старания, не могли достать зверька: ковыряли жердями нору, стреляли. В итоге ушли ни с чем. 

Днем ждали ответного визита моряков с «Дмитрия Солунского». Соблюдая этикет вежливости, члены экспедиции приготовили для моряков отличный обед и даже подали на стол десерт из фруктов. Естественно, всё обильно приправлялось разведенным спиртом.

Впрочем, Быков отмечает, что все эти «этикеты» значительно отвлекли экспедицию от работы: сам Быков планировал поехать с Крамером в Мелкую губу…


В Мелкой губе

В Мелкую поехали на «моторе», который то и дело чихал и всячески «капризничал»: недавно на охоте одна из шальных пуль пробила бочку с керосином и последний разлился по мотору. Этот керосин, который хлюпал в моторе, вычерпали и из экономии пустили в употребление. «Пока шли Крестовой губой, - пишет Быков, - мотор несколько раз пытался протестовать против разбавленного водой керосина и сердито хлопал пистолетными выстрелами в своей коротенькой, точно самоварной трубе, поставленной наверху машины».

Едва катер вышел из губы, его подхватили мерно перекатывающиеся океанские волны мёртвой зыби.

Под вечер подошли в маленькую бухточку Мелкой губы, где семьдесят лет назад зимовал участник трёх экспедиций на Новую Землю Август Циволька (русский мореплаватель польского происхождения). Здесь же он скончался в 1839 году от цинги.

С судна бросают якорь и на карбасе идут к берегу. По словам Быкова, полуразрушенные дома зимовья Цивольки хорошо сохранились: первый дом – маленький, в нём жил сам Циволька. Во втором, большом доме, обитала команда зимовавшего судна. В доме выбиты рамы и отсутствуют двери. Между этими двумя строениями лежит куча гнилой древесины – остатки бывшей здесь в XVIII веке избы русских промышленников.

После осмотра зимовья Быков и Крамер идут на могилу отважного полярника. «Безжизненно и пусто, мёртво вкруг высокой скалы, где погребён прах Цивольки и восьми человек его команды, разделивших печальную участь своего начальника, - пишет Быков. – Поставленный над братской могилой большой высокий крест упал, сломленный бурей, и никто не поднимет его, не вспомянет добрым словом почившего учёного, так много потрудившегося для изучения далёкого острова. Безлюдье… Пустыня… Далеко уходит вдаль суровый океан, где на рифах лишь буруны, поют свою похоронную песню».

            Внизу под скалой белеют кости медвежьего скелета… На кресте Цивольки ножом вырезана следующая надпись:           

 «Здесь покоится прахъ Н.Э.К.Ф.Ш.[1] Прапорщикъ Цыволька кончил свою жизнь марта 16 дня 1839 года и ещё 8 мъ человек умерло во время зимовки от цинготной болезни из служителей крест поставлен К.Ф.Ш. прапор. Моисеевымъ».

     

            Ночевать отправились в избу Цивольки. Улёгшись на полу и завернувшись в тёплую малицу, Быков долго не мог заснуть. В маленькие, с частыми переплётами оконные рамы тускло светила таинственная новоземельская полночь…


На Карскую сторону

            11-е августа. В лагере началась подготовка к переходу на Карскую сторону… Быков отмечает, что ввиду предстоящей колонизации Крестовой губы необходимо было найти кратчайший путь, которым будущие колонисты с удобством могли бы пользоваться, занимаясь промыслом на восточном побережье Новой Земли.

Быков наблюдает, как самоеды налаживают собачью упряжь. В этот же день он делает в дневнике следующую запись: 

"Новоземельцы запрягают собак не попарно, как это делается в Восточной Сибири, а всех в один ряд. На собак надеваются широкие ошейники из шкуры морского зайца – настолько свободные, что они опускаются собаке на грудь. Более узкий ремень от ошейника идёт к саням, продевается в костяное кольцо и продолжается до ошейника второй собаки. Таким образом, каждая отдельная пара тащит за одно общее кольцо, привязанное на коротком ремешке к нартам. Затем все собаки привязываются за шею к одной общей веревке на одинаковом друг от друга расстоянии.. Конец этой веревки от крайней левой собаки образует единственную возжу. В вожаки выбирается наиболее умная и сильная собака, которую специально дрессируют для этой цели. Управляют собаками, помимо упомянутой возжи, длинной палкой". 

Быков добавляет, что новоземельские нарты ниже и меньше, чем у равнинных (т.е. материковых) оленеводов.

Связывая своих собак на одну общую длинную веревку, Тыко Вылка после некоторого раздумья поместил вперёд маленькую чёрную собаку с живой мордочкой и умными глазами:

«- Этот теперь у меня капитаном будет?.. Раньше был штурман – теперь капитаном станет.

- Как? Почему штурман?..

- Рядом с капитаном запрягал… Капитан пропал – теперь этот капитаном будет…»

Но собака вдруг вывернулась и куда-то юркнула.

«Месок! Месок!» – кличет её другой самоед Санко. Но «Мешок», видимо, совсем не честолюбив, - пишет Быков: - Ему нисколько не улыбается перспектива быть вожаком. Сидя на берегу, он выжидательно смотрит на Санко, щетинится и скалит зубы».

Сцена закончилась тем, чего никто не ожидал: Санко взял новоявленного «капитана» за шиворот, а тот, извернувшись, вцепился в руку самоеда. «Боже мой! - восклицает Быков. – Я никогда не видал его таким сердитым. Санко моментально смёл под себя бедного «Мешка», схватил на руки и… швырнул прямо в море. Освежающая холодная ванна угнетающе подействовала на не ожидавшего такого пассажа «Мешка». Весь мокрый, он безропотно подставляет свою шею под верёвку, смущённо посматривая на своего повелителя».

Санко вошёл в шлюпку и с усилием потащил в лодку «собачью гирлянду». Собаки визжали, падали в воду, но бесполезно – Санко затащил всех до одной…

Вёсла плавно повели шлюпку к выходу из бухты. Впереди лежал далёкий переход до Карской стороны.

К шести часам вечера решили высадиться в Южной долине на ночлег. Погода была настолько хороша, что палатку не ставили, а легли прямо на песчаном берегу, завернувшись в тёплые малицы.

Быков долго не мог уснуть: «Интересует неизвестность, - признается он. – Удастся ли нам перейти горы и побывать на Карской стороне? Заманчивыми картинами рисуются в воображении угрюмая природа, плавающие льды и таинственная пустыня гор. Как это увлекательно побывать там, где ещё не бывала нога человека!»

13-го августа. Упрямая солонина задержала завтрак: никак не хотела свариться. Помимо этого возникла ещё одна проблема: груз слишком тяжёл для собак, пришлось пожертвовать значительной долей консервов, сахаром и чайником… С визгом трогаются первые нарты, затем вторые. Сами же члены экспедицию следуют за нартами пешком…

«Собак на дорогу наши самоеды так и не накормили, - возмущается Быков. – С собой для собак корму, разумеется, тоже не брали. Удивительное отношение к бедным друзьям человечества. Когда я перед отъездом предложил Вылке съездить на остров и настрелять зайцев для собак, Илья категорически отказался:

- Не нусно!

- Почему?

- Сыты путут. Худо вести путут. Собаки и так сырны… Ненусно!

Оригинальный взгляд, - резюмирует диалог Быков. – Чисто самоедское воззрение…»


Члены экспедиции запряглись по двое, чтобы помогать собакам тащить тяжёлые нарты. Тыко Вылка, подтянув свои нерпичьи пимы, шёл впереди, разыскивая брод, чтобы не подмочить багаж. Перед каждым ручьём собаки приостанавливались набраться решимости, а затем с визгом и лаем кидались в воду и с натугой, высунув язык, тяжело вытаскивали нарты на противоположный берег…   

Утром 14-го августа Быков выглянул из намокшего чума – перед глазами унылая картина: горы затянуты густым туманом, дождь по-прежнему моросит.

Через несколько часов в дырявый чум просунулась голова Крамера в белой нансеновской шапке: «А что? Не пообедать ли нам, господа, ещё раз?». – «Можно!», - отозвался Русанов. «В самом деле, - резюмирует Быков, - на Новой Земле приходится всегда наедаться и насыпаться на несколько дней вперед. Если есть возможность есть -- надо есть, а то, кто знает, может быть, на другой день совсем не приведётся обедать. Худая погода – спишь целые сутки, а зато хорошей пользуешься вовсю: отоспишься в ненастье».

Поев пшённой каши и хлебнув чайку, члены экспедиции, следуя заветам Русанова, снова завалились спать.

15-го августа всех разбудил Вылка… «Сарю янгу!» - сказал он по-ненецки, что означало «дождя нет!».

На генеральном совете решили облегчить багаж. Пришлось избавиться от лишних вещей, ограничиваясь только самым необходимым. Быков особенно сокрушался об оставленной солонине и фотографических пластинках размером 13x18.

16-го августа долго готовили завтрак. Выйти на маршрут удалось лишь в одиннадцать. К счастью, впереди настилалась очень удобная дорога для собак, по выражению Быкова, «прямо прекрасная мостовая, полная мелких камушков».

Впрочем, вскоре у автора «Записок» появился повод для тревоги: его сапоги, прежде абсолютно непромокаемые, стали пропускать воду. Да и подошва стала более чувствительной к острым камням. 

«Неужели и эта вторая пара сапог, моя единственная надежда и упоение, начинает изнашиваться? – вопрошает Быков. – Присев на камешек, я с тревогой осматриваю сапоги и, к моему ужасу, убеждаюсь, что подмётки у обоих сапог совсем проносились. Дело выходит дрянь… Как же теперь я буду возвращаться обратно и в чём буду ходить до возвращения в Архангельск? Обувь на Новой Земле – вопрос – существенной важности. Босиком здесь не разгуляешься. Н-да… Перспектива невесёлая…»

Быков отмечает, что чем ближе к Карскому морю -- тем чаще встречаются оленьи следы. Дорогой были замечены три грациозных силуэта. «Стрелять? Далеко!». Так и пропало желанное жаркое…

Наконец, с востока долину преградили две высокие коричневатые горы, вершины которых укутались в белые облака. Судя по карте, там должен быть Незнаемый залив… Точно! Русанов, который уже поднялся на скалу, нагнулся над своим «Кодаком» и что-то фотографирует. «Ура! Карское море!» – кричит он.

Быков поднимается к товарищу. 

«Итак, мы совершили переход: Карское море перед нами. Дрова теперь у нас есть, - рассуждает Русанов, указывая рукой на песчаные отмели залива, где темнеет прибитый прибоем плавник. – Но нет оленей. Нужно во что бы то ни стало добыть оленину. И не сколько для себя, сколько собак – иначе они передохнут с голоду».

Русанов предложил идти не охоту безотлагательно, пока собаки не перепугали всех животных. Пока рассуждали, идти ли на охоту, Быков заметил лёжку тюленей, гревшихся на солнце. Наш герой незамедлительно выстрелил, после чего все тюлени исчезли в воде.

            Вечером к костру подошёл Крамер, который поздравил всех с переходом на Карскую сторону и, к общему ликованию, объявил, что Санко убил оленя...

            На вопрос, где же, собственно, трофей, Крамер отвечал, что собакам было тушу не утащить; пришлось снимать шкуру и везти часть мяса на санях.

           

«- А знаете, я ведь пробовал пить горячую оленью кровь вместе с самоедами, - признался неожиданно Крамер.

-          Ну… и что?

-          Ничего! Довольно вкусно!.. А в особенности вкусен олений жир, сало. Деликатес! Прямо пальчики оближешь!»

    

День закончился разведением большого костра, вокруг которого участники экспедиции без конца жарили на угольях кровавые куски оленьего мяса и с жадностью их поедали. Самоеды же ели мясо прямо сырым…

18-е августа порадовало всех ясным днём. Долины были залиты солнечным светом, а высоко в горах выпал снег, украсив белым кружевом своих узоров далёкие вершины. Воспользовавшись хорошей погодой, каждый занялся своим делом: Русанов отправился на поиски ископаемых силурийской эпохи, Крамер пошёл к ближайшему леднику для фотосъёмки, Санко же спозаранку поплёлся на охоту за оленями. Быков хотел увязаться за Санко, но, посмотрев на свои дырявые сапоги, передумал.

В тот же день часть путешественников вернулась в Незнаемый залив, а Быков с Русановым и Санко решили остаться на Карской стороне, предполагая прожить тут с недельку. 

«Не хотелось уезжать из этой необитаемой дикой местности, где такая чудная охота и дивная в своей красоте природа, - признаётся Быков. – Провизии, положим, у нас осталось мало. Всего оставалось три гольца, немного гречневой крупы, три банки консервов из поросёнка, немного соли. Беспокоит лишь отсутствие корма для собак».

К счастью, вечером выбросило на берег убитую Санко нерпу – отличный собачий корм. Быков не перестаёт восхищаться меткости ненца: 

«Он бьёт из своей винтовки направо и налево, - и тюленя, вынырнувшего из воды, и чайку, летящую над головой, а если нет объекта для пули, то стреляет по пустым банкам из-под консервов. Вот страсть!.. Не расставаясь с ружьём, он то и дело вскидывает свою винтовку на прицел для практики, щуря свои маленькие раскосые глазки. Санко стрелял при каждой возможности по тюленям и нерпам, но в большинстве случаев убитые звери тонули, а если который экземпляр пожирнее и всплывал, то его уносило в море…»

Быков отмечает, что переход через Новую Землю тяжело отозвался на собаках: «Захромал облезлый старый Тонку, заболел симпатичный Хаси. Бедняга почти не встаёт с места, грустно посматривая вокруг тусклыми глазами и бессильно машет хвостом. «Совсем худой стал», – безнадежно отзывается о нём Санко».

20 августа  наконец потеплело, собаки блаженствуют. Санко разрезал большую нерпу на куски и накормил собак. Один лишь Хаси не дотронулся до мяса…

За чаем идёт обсуждение сегодняшнего похода по направлению к Медвежьему заливу. Разумеется, все вопросы обращены к Санко, который бывал там на охоте…

«- Там большой ледник, - спрашивает Русанов.

-          Не снаю…

-          Как не знаешь? Ведь ты бывал там!

-          Больсой…

-          С собаками на него поднимемся?

-          Не снаю…

-          Он крутой или нет?

-          Не снаю…

-          Всё-таки, как ты думаешь? Можно?

-          Нет… Не мосно… крутой…

- А сколько до него верст? Ваших самоедских верст? - терпеливо выуживает Русанов необходимые сведения из нашего молчаливого «Неснаю».

-          Санай! Хочешь лимона к чаю? – пробую разговорить нашего проводника…»

«Большое терпение надо иметь с нашим Санко, - продолжает Быков. – Ленив он поразительно. Все мелкие домашние работы по становищу приходится исполнять самим. Принести плавнику, развести костер, достать воды для чаю, сварить обед – всё нужно делать самим, а он сидит себе, сложа руки, или дремлет под скалой. Зато лишь поспеет обед, чай -- он первый берётся за котёл… Нет, Тыко во сто крат его симпатичнее. Русанов говорит, что все новоземельские самоеды такие же, как Санко, а Тыко – это необыкновенное счастливое исключение среди них»[2].

    

21-го августа восточный ветер перешёл в сильнейший штормовой. О том, чтобы вылезти наружу, не может быть и речи: снаружи завывает ветер, стонет разбушевавшееся море. Мелкие камушки, подхватываемые ветром, дробью бьются о парусиновые стенки палатки… Ураган был так силён, что члены экспедиции стали опасаться за благополучие палатки.

«Возможно, что она не выдержит, и тогда её унесёт в море, - записывает в дневнике Быков. – Приготовили ножи, чтобы при крушении палатки нас самих не унесло вместе с ней. Тоскливо тянутся долгие часы… Хочется чаю, хочется есть, но об этом возможно лишь только мечтать. Закусили крошечной порцией консервированного поросёнка, чтобы слегка обмануть мучивший нас голод, и терпеливо лежим, с тревогой прислушиваясь к завыванию и гневному ропоту моря. Русанов, вспоминая прошлогоднюю французскую экспедицию, рассказывает, что им пришлось однажды пролежать трое суток под развалинами упавшей палатки. Сильны ветры на Новой Земле! Непогоды здесь ужасны!..

Барабанит дождь… Скучно…

Непогода, продержав нас целые сутки в осадном положении, к ночи миновала. Полный штиль… Тихо, тепло…

А наш Санко весь шторм пролежал под скалой.

- Сарю янгу[3], ветер янгу… Хоросо…»     


   

    Подготовил А.Ю. Епатко, ст. научный сотрудник Государственного Русского музея.                           




[1] Начальник Экспедиции Корпуса Флотских Штурманов.

[2] Отдадим должное наблюдениям Русанова: полярный исследователь разглядел в молодом самоеде незаурядную личность. Впоследствии уже знаменитый художник Тыко Вылка написал в 1950-х годах ряд полотен, посвящённых своему другу Владимиру Русанову.

[3] Дождя нет

 

 

Иллюстрации:

 

  1. Песец (Полярная лисица)
  2. Прапорщик Август Циволька. Рис. 1830-х гг.
  3. Хаски в упряжке. Современное фото.
  4. Русанов за работой в Незнаемом заливе. Фото А. Быкова. 1909 г.

 





далее в рубрике