Олени и цифры. Часть II

Магические числа в оленеводстве

«Магическими числами» мы называем статистические показатели, которые административно используются для численной оценки таких параметров, которым либо вообще невозможно дать численной оценки, либо их оценка не может быть сведена лишь к одному численному показателю. Примером использования магического числа может служить оценка научных достижений учёного по количеству опубликованных им научных работ или, ещё хуже, количеству печатных листов в этих работах. Само определение магического числа, как и приведённый пример, показывают, что хотя выбор какого-то показателя в качестве «магического» обычно не является полностью случайным, его связь с оцениваемым параметром всегда весьма опосредованная. Более того, мы считаем, что как только какой-то показатель становится магическим, его связь с оцениваемым параметром ещё более ослабляется. Это происходит потому, что обычно существует несколько способов максимизировать «магическое число» помимо улучшения оцениваемого параметра, и те, чьё благополучие зависит от результатов его оценки, намеренно начинают к ним прибегать. Например учёный, чьи научные достижения оцениваются по количеству опубликованных работ, может намеренно воздерживаться от производства печатных работ высокого научного качества предпочитая вместо них публиковать большее количество низкокачественных, но требующих меньшего времени и усилий работ.

Всё сказанное в полной мере относится и к оленеводству. Оценить качество и эффективность труда оленевода, работы оленеводческой бригады или всего оленеводческого предприятия – задача весьма сложная, поскольку они складываются из множества компонентов, и большинство из них не поддаётся численной оценке. С другой стороны, потребность в такой оценке существовала всегда, особенно в оленеводческих совхозах и колхозах, но также и у администраций разного уровня в пост-советский период. Это заставляло прибегать к магическим числам. Пожалуй, наиболее важным из них всегда был знаменитый «деловой выход телят на сто январских важенок» (он же – деловой выход телят, он же – ДВТ), определяемый как процентное отношение количества телят, родившихся и доживших до конца года, к количеству оленьих самок на начало этого года. Иными словами, ДВТ показывает какой процент самок, имевшихся в стаде в начале года, принесли телят, и сколько из этих телят дожило до осеннего просчёта. 

Аналогичные либо похожие показатели есть, конечно, практически во всех отраслях животноводства, но в оленеводстве этот показатель всегда имел особую важность. Дело в том, что, как это было известно уже дореволюционным специалистам по оленеводству, северный олень, будучи животным, одомашненным относительно недавно, гораздо меньше зависит в своём выживании от помощи человека, чем, например, овца, корова или лошадь. Взрослый домашний олень вполне способен находить пищу, спасаться от хищников, найти своё стадо или присоединиться к чужому без вмешательства и надзора человека. Поэтому выживаемость и даже экстерьерные характеристики (вес, упитанность) взрослых оленей позволяют дать лишь грубую оценку качеству труда оленеводов. В противоположность им, выживаемость телят, как пренатальная, так и постнатальная, и правда сильно зависит от человека: в стадах диких оленей, как и в стадах домашних оленей, находящихся большую часть года на свободном выпасе (например, на Кольском полуострове), выживаемость телят достаточно низка, но она может быть увеличена в разы при надлежащем надзоре за стадом со стороны оленеводов, планировании кочёвок, обороне стада от хищников. Иными словами, в оленеводстве ДВТ является показателем, в наибольшей степени зависящим от труда оленеводов и, таким образом, наиболее подходящим для оценки качества этого труда.

Тем не менее, даже этот показатель отражает качество труда оленеводов лишь опосредованно, а его превращение в магическое число заметно увеличило эту опосредованность, превратив жизнь если не простых оленеводов, то их бригадиров, зоотехников и прочих заинтересованных лиц в бесконечную борьбу за максимизацию этого показателя. Так, одним из наиболее ярких последствий этой борьбы стало сохраняющееся и поныне негативное отношение оленеводческих специалистов-зоотехников к бесплодным самкам. В советский период зоотехники часто выбраковывали на забой важенок после первой же «пропущенной» беременности (т.е. после первого же гона, в результате которого ранее рожавшая важенка не беременела); также нормальной практикой считалось выбраковывать важенок четвёртого года жизни в случае, если они ни разу не беременели. На забой часто выбраковывались и важенки, отказывавшиеся от своих телят. Действительно, поскольку размер ДВТ зависит не от самого количества телят, а от отношения этого количества к количеству важенок, то подобные действия, уменьшающие количество самок, были вполне рациональными: они увеличивали ДВТ, хотя, возможно, и сказывались негативно на потенциальной продуктивности всего стада.

Другим следствием стремления максимизировать ДВТ стала борьба с хапторками, как в оленеводстве западной части страны называются самки, использующиеся в качестве транспортных оленей. Хапторками обычно становятся бесплодные самки, но даже в тех случаях, когда в качестве ездовой используется фертильная самка, принимаются меры, чтобы помешать ей беременеть и приносить потомство: это помешало бы её использованию для транспорта и свело бы на нет труд по её обучению в качестве ездового оленя. С другой стороны, как мы показали выше, с точки зрения максимизации ДВТ все бесплодные или, что то же самое, не рожающие самки должны быть как можно скорее отправлены под нож. Именно поэтому в колхозных и совхозных стадах хапторки встречались почти исключительно среди личных оленей, то есть оленей, принадлежащих отдельным оленеводам-пастухам, а не совхозу/колхозу. Это положение вещей в большинстве случаев сохраняется и поныне там, где сохраняются оленеводческие предприятия.

Наконец третьим следствием усилий по максимизации ДВТ стала непрекращающаяся «битва за телят», принимавшая порой достаточно гротескные формы. Так, оленеводы старшего возраста вспоминают, что во время длительных весенних и летних перекочёвок со стадом им предписывалось ловить тех телят, которые начинали отставать, и грузить их на нарты, чтобы довезти до конца кочёвки. Это создавало большую дополнительную нагрузку на транспортных оленей. Иными словами, силы и жизни телят обменивались на силы и жизни транспортных оленей – обмен, не имеющий смысла иначе как в логике максимизации ДВТ. Оленеводам постоянно повторяли, что они должны «бороться за каждого телёнка», а те бригады, которые добивались хороших показателей ДВТ (75% и выше), могли в советское время рассчитывать на премии. Лишь в начале 1970-х годов наряду с ДВТ начал широко использоваться другой «магический показатель» -- сохранность поголовья (СП). Этот показатель представляет собой процентное отношение количества взрослых оленей на конец года к таковому на начало года. Иными словами, СП – это процент взрослых оленей, переживших данный год. Интересно, что если бы СП использовалось на равных с ДВТ (как это, видимо, и задумывалось), то такое использование могло бы существенно уменьшить негативные последствия ДВТ-фетишизма: в конце концов, все такие последствия так или иначе сводились как раз к готовности жертвовать благополучием или жизнью взрослых оленей ради максимизации ДВТ. Однако на практике равного значения эти два магических числа не получили: органы, ответственные за принятие решений, до сих пор продолжают смотреть прежде всего на ДВТ, а уж потом на СП, что способствует сохранению у заинтересованных лиц тяги к максимизации ДВТ, в том числе и не слишком полезными для продуктивности стад методами.

От рабочей камеры до статотдела: как собирается оленеводческая статистика

Наконец настало время сказать пару слов о том, как именно собиралась и собирается сейчас оленеводческая статистика. Подобно статистическим категориям, методы сбора статистической информации в оленеводстве восходят к уже упоминавшейся Первой приполярной переписи, отличавшейся от более ранних попыток статистических исследований на севере прежде всего опорой на личные наблюдения и личное присутствие: в ходе этой переписи специально обученные люди путешествовали по тундре и тайге от одного домохозяйства к другому, фиксируя количество обитателей каждого домохозяйства, их экономические занятия, их экономические связи с другими домохозяйствами и с рынком, а также типы и размер имеющегося у домохозяйства имущества, включая различные категории оленей. Переписчикам было строжайше запрещено записывать информацию о домохозяйстве с чужих слов, без личного его посещения. И даже при личном посещении домохозяйства они должны были по возможности проверять информацию, сообщаемую его членами, собственными наблюдениями. Разумеется мы не можем знать наверняка, насколько эти правила действительно соблюдались на практике. Невозможно отрицать, однако, что статистические данные, полученные в результате переписи, далеко превосходили по точности и детальности всё, что было собрано в досоветский период.

Как уже упоминалось, одной из задач Приполярной переписи было обучить кадры на местах, при туземных и поселковых советах и исполкомах, способные взять на себя задачи систематического сбора хозяйственной статистики и, таким образом, заложить основы современной статистической службы в северных районах. Действительно, Первая приполярная перепись стала одновременно последней в истории Советского Союза переписью, собиравшей сельскохозяйственную информацию; следующая сельскохозяйственная перепись состоялась только в 2006 году уже в пост-советской России. После 1927 года и вплоть до окончания коллективизации статистическая информация об оленеводстве собиралась в основном местными исполкомами, для чего некоторые из них уже в начале 1930-х годов заводили штатную должность статистика или учётчика. Предполагалось, что для сбора статистики они должны были пользоваться методами и даже инструментарием Первой приполярной переписи, т.е. опираться на личные наблюдения. На самом деле, однако, методы, которыми пользовались исполкомы, зачастую установить сложно, а предоставляемые ими данные часто имеют серьёзные пробелы и несоответствия. Поэтому оленеводческая статистика 1930-х и даже начала 1940-х годов по большинству регионов страны выглядит довольно неряшливо, и работать с ней сложно.

По мере того, как хозяйство народов севера было коллективизировано, статистика по нему начинает собираться в основном через предприятия – колхозы и, позже, совхозы. Эта перемена знаменовала собой новый этап в сборе такой статистики. Во-первых, как было уже сказано выше, были постепенно упорядочены статистические категории. Во-вторых, были стандартизированы методы и расписание просчётов. Оленеводческие предприятия осуществляли просчёт оленей один-два раза в год. Основной, осенний просчёт оленей происходил обычно за несколько недель до начала забоя, который, в свою очередь, начинался, когда температура воздуха падала ниже -15 градусов (это позволяло тушам забитых оленей быстро замерзать без потери качества мяса). В европейской части России и в западной Сибири это происходило обычно в ноябре, хотя, по не совсем понятным причинам, сроки начала забоя весь советский период медленно сдвигались на более поздние, с ноября на декабрь, а в ранний постсоветский период даже на январь. Осенний просчёт, таким образом, приходился на вторую половину октября, на период после окончания гона, и чаще всего производился в специальных коралях, которые до 1960-х годов были в основном временными, возведёнными из рыболовных сетей. В более поздний период временные корали повсеместно сменились постоянными деревянными постройками. В этих коралях животных не только пересчитывали, но и вакцинировали, а также выбраковывали часть для забоя. Забойных животных отделяли в специальные стада для последующей отправки на забойные пункты и площадки.

В течение большей части послевоенного периода оленеводческая статистика сообщалась по состоянию на 1 января – видимо, для того, чтобы стандартизировать её со статистикой по другим сельскохозяйственным животным, которая также сообщалась на эту дату. На практике, однако, «статистика на 1-е января» почти всегда представляла собой результаты осеннего просчёта минус выбракованные на забой животные. Это особенно ясно видно по архивным статистическим отчётам: так, отчёты в областные статкомитеты по количеству и составу оленей на 1-е января, скажем, 1954 года практически наверняка будут иметь пометку о том, что они предоставлены в декабре 1953 года, вместе с отчётом о результатах забоя. Иными словами, «состояние на 1 января» в случае оленеводства практически всегда означало определённую проекцию в будущее. В начале 1950-х годов была предпринята попытка изменить эту ситуацию, и от совхозов в течение нескольких лет требовали предоставлять статистику о количестве оленей на 1 октября, т.е., говоря практическим языком, результаты осеннего просчёта, включающие забойных оленей. Однако этот порядок просуществовал очень недолго, и скоро произошёл возврат к статистике на 1 января -- видимо, в том числе и потому, что статистика на 1 октября открывала широкие возможности для манипуляций с забойным стадом.

Помимо осеннего просчёта, некоторые предприятия устраивали (а часть продолжает устраивать) летний просчёт оленей, обычно в июне или июле, т.е. через 1-2 месяца после отёла. В европейской части России и западной Сибири летний просчёт был обычной практикой для тех предприятий, центральные усадьбы которых располагались на берегах арктических морей, вблизи летних оленьих пастбищ. В этом случае представители администрации могли лично присутствовать на просчёте и контролировать его – возможность, которой они часто оказывались лишены во время осеннего просчёта оленей. Наоборот, для тех предприятий, центральные усадьбы которых располагались у границ лесной зоны, вблизи зимних пастбищ, организация летних просчётов требовала строительства просчётных коралей далеко в тундре, что было настолько трудно и дорого, что даже в позднесоветский период многие из таких предприятий летнего просчёта не устраивали и вместо него собирали устные сведения о количестве родившихся телят у бригадиров. Следует отметить, что как во время летнего, так и во время осеннего просчёта собиралась информация о количестве как совхозных, так и личных оленей.

Сама процедура просчёта на корале очень мало изменилась с советских времен, и её можно до сих пор наблюдать во многих предприятиях. Сперва оленье стадо загоняется в так называемую предварительную камеру кораля через «воронку» из двух длинных деревянных изгородей, расстояние между которыми сужается по мере приближения к коралю. Из предварительной камеры группы оленей, часто через систему из одной или нескольких подготовительных камер, одна за другой загоняются в так называемую рабочую камеру, где происходит их вакцинация, выбраковка части животных на забой (эти животные отделяются в специально приготовленную для них отдельную камеру), при необходимости – клеймление телят и, возможно, другие процедуры. Затем один из оленеводов, часто – сам бригадир оленеводческой бригады, встаёт у выхода из рабочей камеры и начинает выпускать находящихся в ней животных по одному. При этом во многих местах он громко называет категорию выпускаемого оленя и, если олень является личным, имя его владельца.

Непосредственно у выхода из рабочей камеры, обычно на возвышении над ним, находится кабина учётчиков или, как её часто называют оленеводы, «рубка». В ней во время просчёта находятся работники администрации предприятия, ответственные за учёт оленей. Их количество разнится от региона к региону и, часто, от предприятия к предприятию. Обычно на просчёте присутствуют главный зоотехник и бухгалтер предприятия (последний отвечает за заполнение просчётных таблиц). Кроме того, если просчёт осуществляется недалеко от посёлка/центральной усадьбы, то на нём может присутствовать представитель поселковой администрации, ответственный за сбор статистики, а также другие представители администрации предприятия, включая его директора. Наконец, в некоторых местах в рубку приглашают также одного из оленеводов, обычно старшего поколения, кто по состоянию здоровья или другим причинам не может участвовать в работах, осуществляемых в рабочей камере. В его обязанности может входить объявлять категорию и владельцев оленей, выбегающих из рабочей камеры, если выпускающий их оленевод этого не делает. В случае, если эта информация объявляется выпускающим оленеводом, в обязанности оленевода в будке может входить повторять её, если учётчик её не услышал. Он также принимает участие в разрешении возможных споров и отвечает на вопросы, возникающие у представителей администрации. Люди в рубке, разумеется, и сами видят выбегающих из рабочей камеры оленей (причём обычно гораздо лучше, чем выпускающий их оленевод) и, как предполагается, должны быть способны проверить правильность информации, сообщаемой им оленеводами. На практике, однако, мало кто из представителей администрации знает ушные клейма оленей и может определить по ним владельца животного; более того, многие из них не могут на вид различить некоторые категории оленей, например отличить оленя второго года жизни от оленя третьего года. Поэтому им приходится полагаться на информацию, сообщаемую оленеводами.

После того, как все олени основного стада просчитаны, их выпускают из кораля и просчитывают оленей, выбракованных на забой. Результаты просчёта вносятся в таблицу, и на их основе составляется специальный документ, акт просчёта, который заверяется подписями лиц, присутствующих в рубке, а также бригадиром. На каждую бригаду составляется отдельный акт. Подлинники актов берёт себе бухгалтер предприятия, в то время как статистик администрации получает их копии. Теоретически бухгалтер и статистик должны на основе этих документов и независимо друг от друга составить статистический отчёт по всему предприятию и представить его, соответственно, в региональный департамент (министерство) сельского хозяйства и в региональный статистический комитет. На практике, однако, они часто сотрудничают в написании таких отчётов.

Описанная процедура просчёта стоит за большей частью статистики по оленеводству советского периода и остаётся основной в тех регионах современного российского севера, где оленеводческие предприятия остаются основной организационной формой существования оленеводства. Следует отметить, однако, что даже в советский период существовало определённое количество, в основном, личных оленей, которые содержались вне колхозных и совхозных стад и таким образом никогда не попадали в колхозные/совхозные корали. Это были олени, принадлежавшие оленеводам-пенсионерам, совхозным рыбакам и охотникам. Ведение статистики по этим животным оставалось обязанностью местных органов исполнительной власти – исполкомов. Для её сбора организовывались специальные «экспедиции», состоявшие из исполкомовского учётчика, совхозного зоотехника, местного ветеринара и, иногда, работника местной милиции. Прибыв к владельцу оленей, члены экспедиции просили собрать оленей во временный кораль из нарт и верёвки (юрок), где животные подвергались осмотру, вакцинации и пересчёту. По итогам мероприятия составлялся акт, подписываемый всеми присутствующими. Впрочем, если владелец оленей жил далеко, то даже в советское время его олени не подвергались систематическим просчётам, и их число просто записывалось со слов их владельца.

После распада Совестского Союза частное семейное оленеводство стало в некоторых местах – особенно в Ямало-Ненецком Автономном Округе – основной формой ведения оленеводческого хозяйства. Как и в советское время, статистику по принадлежащим оленеводам-частникам животным должны были собирать местные администрации, бывшие исполкомы. Однако уже с первой половины 1990-х годов у них не было ни персонала, ни средств для организации просчётных экспедиций, подобных описанной выше. Более того, поскольку количество частных оленеводческих домохозяйств росло, учётчики просто не могли посетить их все, даже если бы у них были средства и транспорт. Поэтому обычной практикой стал сбор устной информации, часто даже через вторые руки – соседей, местных неформальных лидеров, лидеров общин и т. д. Очевидно, что получаемая таким образом информация не могла не содержать ошибок, однако размер этих ошибок оказалось возможным оценить лишь после публикации материалов сельскохозяйственных переписей 2006 и 2016 гг. Сама организация этих переписей была попыткой российского правительства создать новый источник сельскохозяйственной статистики взамен ушедших в прошлое совхозов и колхозов. На севере сельскохозяйственные переписи проводились, в основном, методами, сходными с Первой приполярной переписью: переписчики лично посещали домохозяйства кочевников и пытались подсчитать, что могли. Конечно, на практике случалось множество отклонений от этого идеала прямого наблюдения. Особенно в случае оленеводства оценить на вид размер стада иногда бывает крайне сложно. Тем не менее, результаты сельскохозяйственной переписи считаются более надёжными, чем данные местных администраций. Поэтому, когда перепись 2016 года выявила в ЯНАО примерно 700 тысяч голов оленей в противовес 500 тысячам по данным местных администраций, стало ясно, что систему учёта оленей следует менять.

В целях улучшения учёта оленей, правительство ЯНАО недавно передало обязанность вести учёт оленей от местных администраций ветеринарной службе. Поскольку оленеводы-частники сильно зависят от продажи оленьего мяса, а осуществить такую продажу сложно (по закону даже невозможно) без сертификата ветеринарной службы, оленеводы стараются вакцинировать свои стада. Это означает, в свою очередь, что количество животных в стадах можно оценить по количеству потраченных доз вакцины. Всё это делает информацию ветеринарной службы по общему количеству оленей более надёжной, чем информация местных администраций. С другой стороны, ветеринарная служба, по крайне мере пока, не может собирать информации по категориям оленей.

Выводы

Как видно из вышеизложенного, и советская и российская статистика оленеводства, как, впрочем, и любая другая статистика, является социально сконструированной -- в том смысле, что она основывается на целом ряде субъективных выборов и допущений. Это может стать причиной искажений, которые нужно принимать во внимание, работая со статистическими данными по оленеводству. Искажения можно разделить на две группы.

К первой группе можно отнести искажения, связанные с выбором метода сбора данных. Как мы попытались показать, такие искажения были особенно велики в начале советского периода и, по крайне мере в некоторых регионах, они достаточно велики сейчас. В первом случае искажения объяснялись объективными сложностями сбора данных в удалённых и малодоступных регионах, отсутствием системы сбора статистических данных и связанным с этим решением опираться в процессе сбора данных на малоподготовленный персонал исполкомов, действия которого, в том числе следование требованиям личного наблюдения, невозможно было контролировать. Во втором случае искажения объясняются распадом существовавшей системы сбора материала через совхозы и объективным отсутствием материальных и технических средств, что приводило к вынужденным импровизациям и часто к отступлению от формальных правил сбора материала. В этой связи наиболее качественными оказываются статистические данные, собранные в период между 1950-м и 1990м годами, т.е. в позднесоветский период, когда существовала отлаженная система просчёта оленей в совхозах и менее отлаженная, но всё-таки работающая система просчёта оленей вне совхозов.

Вторую группу искажений составляют неизбежные последствия субъективных выборов статистических категорий, методов группировки и представления информации. Как мы попытались показать, часть таких выборов была обусловлена традицией в том смысле, что причины, по которым эти выборы были первоначально сделаны, уже исчезли, но выборам тем не менее продолжали следовать. Примером может служить графа «из них ездовых», следовавшая за общим числом оленей в статистических таблицах советского времени и, во многих регионах, присутствующая в таких таблицах до сих пор. Другие важные выборы были обусловлены, судя по всему, стремлением любого государства – а социалистического государства в особенности – упрощать реальность, подгоняя её под определённый и ограниченный набор правил. Эту тенденцию хорошо описал Джеймс Скотт в своей знаменитой книге «Благими намерениями государства». К ней можно отнести и стремление разнести оленей по ограниченному количеству функциональных классов, и стремление стандартизировать названия этих классов так, чтобы сделать их отличными от существующих в живых языках (включая русский), и требование хотя бы на бумаге следовать неким условностям, которым никто не следовал на практике (например, сообщать количество оленей на 1 января). Тот факт, что подобные условности, мягко говоря, не вполне соответствовали реальности, обычно никого не смущал, и этому мы, скорее всего, должны радоваться, поскольку если несоответствие сложности мира упрощающему взору государства действительно начинало кого-то смущать, то за этим чаще следовали действия, призванные привести мир в соответствие с государственными категориями, чем наоборот. Примером может служить описанная в первой части статьи кампания против менуреев.

Наконец, тому, кто собирается использовать в анализе государственную статистику оленеводства, следует помнить, что она не является просто отражением, пусть и упрощённым, мира оленеводов в глазах государства. Она также воздействует и на самих оленеводов через набор «магических чисел». Хотя эти числа часто нерациональны (что, впрочем, свойственно всем «магическим» вещам), они являются важным, иногда даже важнейшим фактором, влияющим на решения оленеводов о том, например, сколько и каких оленей отправить на забой, сколько самцов кастрировать и т.д. Таким образом, статистика активно формирует реальность, которую она должна отражать.

Повторим ещё раз, что всё это не значит, что статистика бесполезна. Её просто надо уметь читать.

Авторы: Кирилл Истомин, Центр социальных исследований Арктики, Европейский университет в Санкт-Петербурге; Роза Лаптандер, Институт социальной и культурной антропологии, Гамбургский университет; Йоахим Отто Хабек, Институт социальной и культурной антропологии, Гамбургский университет.