Тёплый город: как жить в Арктике

На фото: Новый Уренгой. Фото отсюда.

Новейшая история Арктики – это череда смелых инициатив и экспериментов под знаком безграничной веры в научно-технический прогресс. В этой череде особое место занимает протяжённый во времени и пространстве эксперимент по массовому строительству городов в полярных и приполярных областях земного шара, достигший пика в 1960-70х гг. В таком контексте Арктика превратилась в многофункциональный испытательный полигон для альтернативных решений в жилищной сфере, энергетике, транспорте, индивидуальном снаряжении, а также для новых форм социально-экономических отношений. На волне общественных настроений и экономических реалий эксперимент скоро вышел за пределы поиска чисто технических ответов на вызовы экстремальной среды и развился до уровня комплексной модернистской перестройки общества: визионеры и практики – архитекторы, инженеры – принимали активное участие в создании не просто окружающей среды и инфраструктуры, но культуры будущего.

Несмотря на то, что, по мнению антрополога Петера Швайцера, опыт развития городов на циркумполярном Севере нельзя строго разделить на российский и нероссийский [1], свои особенности в России, несомненно, есть. К примеру, сама идея арктического города в российской версии выражается в стремлении обеспечить комплексную «"нормальность" в ненормальных условиях» [2] и даже, обращаясь к недавнему опыту советского освоения Арктики, -- в стремлении создать более высокий уровень жизни населения, чем в среднем по стране [3]. Также обратим внимание на актуальные тенденции развития, зафиксированные в форме государственных программ: согласно принятой Стратегии развития Российской Арктики до 2035 года, данная территория позиционируется как регион перспективной урбанизации, что означает курс на ревитализацию существующих и строительство новых городов, а также распространение городского – комфортного, обеспеченного и поддерживаемого технологиями – образа жизни.

Но появляется вопрос: применима ли сама идея высокотехнологичной урбанизации к арктическим реалиям? Сегодня в пределах Крайнего Севера нет ни одного мегаполиса в современном понимании – агломерации с населением 20 и более млн человек. Население крупнейших северных городов редко превышает 300 000 жителей [4]. Очевидно, что прямой перенос понятий и подходов невозможен и недопустим, но возможно адресное – арктическое – переосмысление модели комфортных для жизни городов и сообществ. Мы называем обновлённую модель «тёплый город» и представляем её через исторический анализ феномена северного/арктического города.

 

Идеальный город в Арктике

На примере ряда проектов – как реализованных, так и оставшихся на стадии архитектурных концептов – рассмотрим подробнее идею города в Арктике. В аналитических обзорах разной степени детальности, выполненных историками и архитекторами, наиболее часто фигурируют следующие арктические проекты-утопии: Фробишер-Бэй Эрла Гарднера (1958) (Рис. 1), «Арктический Город» Фрея Отто и Кензо Танге (1971) (Рис. 2) и Резольют-Бэй Ральфа Эрскина (1973) (Рис. 3).

Рисунок 1. Проект поселения Фробишер-Бэй (ныне г. Икалуит, Канада), автор Эрл Гарднер, 1958. Изображение из открытых источников.

Рисунок 2. Проект «Арктический Город», авторы Фрей Отто и Кензо Танге, 1971. Фото из открытых источников.

Рисунок 3. Проект поселения Резольют-Бэй (ныне дер. Резольют, Канада), автор Ральф Эрскин, 1973. Изображение из открытых источников.



Среди работ для советского Крайнего Севера выделяется серия экспериментальных криптоклиматических комплексов [5], созданных в 1960-е годы ленинградскими архитекторами: проект города при руднике Айхал (Якутия) Станислава Одновалова и Майи Цимбал (1964), проекты Александра Шипкова и Валентина Танкаяна (1960-е гг.) (Рис. 4). 


Рисунок 4. Советские проекты криптоклиматических комплексов: 1 – проект города при руднике Айхал (Якутия) Станислава Одновалова и Майи Цимбал (1964), 2 – проект Александра Шипкова, 3 – проект Валентина Танкаяна (1960-е гг.). Источник: [6].

Эти проекты также остались лишь на бумаге, однако их роль, по мнению историка Екатерины Калеменевой, состояла в том, чтобы на культурном уровне внедрить бескрайние северные просторы в пространство повседневности – превратить Север «из экзотического региона в "обычную советскую территорию"» [6].

Таким образом, большинство примеров арктической урбанизации – от колониальных проектов по заселению северных территорий с последующей ассимиляцией коренного населения до абстрактных «экопоселений под куполом» – это выход за пределы ресурсного освоения Арктики и попытки не только физического, но и культурного присвоения данной территории. Для достижения идеальности в масштабе города негативное воздействие климата нужно свести к минимуму, а его полезные характеристики усилить такими проектными принципами, как компактность городской формы и энергосбережение [7]. При этом к климато-географической и эстетической «чувствительности» архитектуры необходимо добавить социальный компонент – «теплоту» как способность города содействовать свободной коммуникации жителей, при этом надёжно защищая их приватность.

 

Арктический город: локальный пример

В качестве примера успешного сочетания всех перечисленных принципов рассмотрим город Фермон, северо-восточный Квебек, Канада. Проект был инициирован в конце 1960-х годов Квебекской горнодобывающей компанией Cartier (далее QCM) для разработки месторождения железной руды из Мон-Райта (Mont Wright) и реализован архитекторами Морисом Деснойерсом (Maurice Desnoyers) и Норбертом Шонауэром (Norbert Schoenauer). Функциональным и образным вдохновением для них стали работы уже упомянутого Ральфа Эрскина, в частности – его проекты жилых комплексов в шахтёрских городах Кируна (Рис. 5) и Сваппаваара (Рис. 6) в Швеции.

 

Рисунок 5. Жилой комплекс «Квартерет Ортдриварен / Kvarteret Ortdrivaren» состоит из четырёх характерных зданий – два башенных блока «Табакерка» и «Плевательница» (коричневые высотки) и два протяжённых жилых дома под названием «Табак» и «Берлинская стена» (жёлтые здания на переднем плане) (Кируна, Швеция, 1961 г.). Архитектор: Р. Эрскин. (фото из открытых источников).

 

Рисунок 6. Здание «Ормен Лонге (Ormen Långe)» / «Галера», выполненное в виде протяжённого ветрозащитного барьера (Сваппаваара, Швеция, 1965 г.). Архитектор: Р. Эрскин (фото из открытых источников).

Началу работ предшествовала формулировка цели – простая и однозначная: создать поселение, предметно-пространственная среда которого будет благотворно влиять на частную и общественную жизнь сообщества [8]. Таким образом, обозначились две проблемы, типичные для северных моногородов: физические условия местности и психосоциальные реалии жизни в изолированном однородном сообществе. Для решения первой требовалось: а) смягчить ежедневное воздействие сурового климата; б) обеспечить оптимальное коммунально-бытовое обслуживание жителей в данных условиях; и в) обеспечить разные категории горожан жильём, учитывающим их различающиеся потребности. Решение второй проблемы лежало в области психологии: необходимо было предложить инструменты для налаживания социальных контактов, оказания взаимопомощи и, в целом, стимулировать добровольное и гармоничное взаимодействие жителей друг с другом.

Следующим этапом стала разработка генплана. В его основу легли три принципа, воплощающие заботу об окружающей среде (через энергосбережение, физическое ограничение воздействия на природу) и о комфорте жителей, особенно в зимние месяцы: (1) компактность – функциональное зонирование территории города, (2) ветрозащита (windscreen) и (3) климат-контроль – обеспечение максимального доступа к объектам жилой инфраструктуры с контролируемым микроклиматом [9].

Ветрозащита – это способ создания благоприятного микроклимата за счёт особого формообразования и компоновки зданий в крупнообъёмные блоки так, чтобы обеспечить городу защиту от доминирующих ветров [10]. Этот принцип разработал Ральф Эрскин: он впервые применил его при проектировании и строительстве в Кируне и Сваппавааре (см. Рис. 5-6).

В случае с Фермоном «виндскрин» буквально превратился в физический и смысловой центр города. Это здание-стена (название так и закрепилось в народе – «Стена / The Wall») высотой 50 метров и длиной 1,3 километра, в плане напоминает стрелу, обнимающую город и направленную на северо-запад (Рис. 7).

Рисунок 7. Вид на г. Фермон. Источник: La Presse by François Roy.

В Стене расположены все общественные заведения – торговый центр, ратуша, пожарная станция, школа, бассейн, кинотеатр, спортивный центр, полицейский участок, гостиница и даже тюрьма на три камеры (Рис. 8). Все эти объекты находятся на первом этаже здания и соединены между собой серией тёплых галерей-переходов. На верхних этажах разместились 330 квартир и комнат общежития [11].

Рисунок 8. 1 - школа, 2 - оздоровительный центр, 3 - пожарная служба, 4 - спортивный центр, 5 - бассейн, 6 - магазины, 7 – жилые блоки, 8 - гостиница, 9 – жилые дома за пределами стены. (Автор изображения Dominique Forget, источник).

 

Всеобъемлющая и в то же время компактная Стена с фиксированным количеством жилых мест дополняется отдельно стоящими жилыми модулями (домами). Такая комбинация даёт относительную гибкость заселения – город останется городом даже при резких колебаниях численности. Такая пульсация во времени и в пространстве, по мнению географа Надежды Замятиной, есть необходимое арктическим городам свойство – адекватное решение проблемы их удалённости, периферийности [12]. 

Однако ключевой чертой Фермона, определившей его жизнеспособность в отличие от проектов-утопий, стала вовсе не архитектура как физическая данность, а сам проектный процесс, в котором, наряду с архитекторами и компанией-заказчиком, приняли участие будущие жители. Обычная практика заселения северных моногородов основана на миграции из более южных районов, в результате которой образуется трудно прогнозируемая смесь разных культур и ценностей, а связность сообщества определяется лишь возможностью заработать. Фермон же был построен специально, чтобы заменить существующий с 1957 г. шахтёрский город Ганьон – другой моногород компании QCM, где местное месторождение руды к концу 1960-х гг. уже было выработано. Около трети населения Ганьона – примерно 3000 человек – согласились переехать в новый город, и многие из будущих жителей выразили желание участвовать в процессе его планирования. Иными словами, это была редкая возможность построить совершенно новый северный город, населённый людьми, на личном опыте знакомыми с особенностями жизни и работы в этих суровых условиях. Им отводилась роль наиболее инициативных членов – основы будущего сообщества, а их опыт стал для проектировщиков бесценным источником знаний об актуальных потребностях и интересах горожан.

Из недостатков стоит упомянуть фрагментарный характер соучастия: совместное планирование и дискуссии ограничивались только жилыми модулями. Общая форма и образ города были исключены из общественного обсуждения: с одной стороны, представители QCM опасались, что дискуссии могут стать слишком абстрактными, с другой – сами участники практически не проявляли интереса к идеям, касающимся конфигурации генплана.

Ещё одним недостатком, раскрывшимся только в процессе жизни в городе, стала чрезмерная изоляция от внешней среды. В этом аспекте Фермон похож на проекты-утопии: «обнимающая» стена в Резольют-Бэе, центральная галерея в Айхале, города-моноблоки Шипкова и Танкаяна, и апогей изоляции – Арктический город Отто и Танге. Стремясь оградить жителей от неблагоприятных климатических проявлений, а также решить ещё одну типичную проблему северных моногородов – скудность культурной/социальной жизни, архитекторы создали объединяющее прогулочное пространство внутри Стены и вдоль её внутренней стороны. На практике оказалось, что жители, получив возможность в течение семи месяцев в году вообще не выходить наружу, утратили интерес к контакту с природой и в другие сезоны. Однако, по мнению Нормана Прессмана, эксперта в области проектирования «зимних» городов, чрезмерная защита от природы не способствует полноценной – физически и психологически комфортной – жизни в северных городах. Вместо тотальной изоляции необходимо зонирование, выявляющее уникальные природные особенности территории, побуждающее горожан к взаимодействию с окружающим миром.

Избыточная безопасность стала поводом для упрёков и в отношении образного решения: архитекторов обвинили в предсказуемости и невыразительности получившегося города. Однако, по утверждению Эдриана Шеппарда, профессора архитектуры и одного из участников проектной группы, формальный консерватизм в облике Фермона был частью проектного замысла. По его словам, постоянное проживание в субарктической зоне – это «трудный и мучительный опыт даже для самых отъявленных любителей приключений. Изначальным пожеланием от будущих жителей было жить в городе "как на Юге", о чём они ясно заявили во время общественных слушаний. Они хотели жить в знакомой среде. Они опасались, что /…/ к ним будут относиться как к подопытным кроликам, которых поместили в обстановку, радикально отличающуюся от привычной. Нельзя проводить общественные слушания, а затем отвергать ожидания и запросы участников. [От архитекторов] потребовалось больше мужества, чтобы следовать традиционным канонам архитектурного проектирования, чем чтобы быть радикальными» [13].

 

Промежуточные выводы

Идеальный арктический город -- (1) соответствует местности, (2) обладает ясным визуальным образом и (3) гибкой пространственно-временной организацией, а также (4) способствует адаптации и поддержанию психофизиологического комфорта жителей.

И если первые три пункта – сфера профессиональной компетенции архитектора, вооружённого современными технологиями, то четвёртый – благополучие обитателей города, – как свидетельствуют рассмотренные примеры, не может и не должен определяться единолично проектировщиком. Активное со-участие жителей в планировании и последующем развитии города – это не просто соответствие общемировой практике партисипативного проектирования [14] и альтернативной тенденции «низовой урбанистики» (grassroots urban planning) [15], а необходимость, обусловленная экстремальной средой. Проблемы, актуальные для всех городов, в арктическом контексте обретают особую остроту, и оперативное их решение «есть обязательное условие устойчивости и даже выживания» [16]. Более того, арктический город – это не только и не столько поисковая и испытательная площадка для техники и технологий, сколько сообщество инноваторов, на постоянной основе (24/7) ведущее совместный поиск в выработке решений ежедневных/насущных проблем [17]. На первый взгляд, содержательно северные «народные» инновации, проявляемые в бытовых, рутинных практиках утепления жилищ, создания всепроходимых надёжных транспортных средств и одежды, сохраняющей тепло тела, имеют мало общего с высокотехнологичными – «умными» – городскими пространствами и системами. Однако именно в «низовой» форме возникают и укореняются особые социальные и культурные традиции, которые, по мнению визионеров урбанизации и цифровизации, должны составить основу «умного» общества: высокая степень доверия между членами сообщества; равный доступ к ресурсам (коллективная собственность); коллективные права и обязанности всех жителей; инклюзивная поддержка локального сообщества, адаптируемая под нужды каждого его члена.

Концепция «тёплого города» как направление проектной деятельности

Рассматривая арктический город не как утопическую проекцию будущего, а как свершившийся факт, мы обнаружим, что Арктика – самый урбанизированный регион мира, а Российская Арктика – самая урбанизированная его часть [18]. Тем не менее, при столь высоких численных показателях доли городского населения в Арктике – в России это выше 80% – в осмыслении феномена арктического города всё ещё достаточно места для открытий с позиции как теории, так и практики.

Сегодня проблема северного города заключается не только в объективном климатическом экстриме, но и в самом восприятии этих условий как неизбежных факторов, снижающих качество жизни. Учитывая, что сформированные в процессе эволюции требования живого организма к окружающей среде остаются очень консервативными [19], поддержание привычного уровня комфорта в абсолютно иных параметрах среды севера становится основной задачей архитектуры, дизайна и градостроительства.

Эта задача решалась в рассмотренных концепциях «идеального» северного города. В них смещался акцент с исключительно опорного пункта промышленного освоения на освоение культурное и социальное, подразумевающее как воспроизведение привычной инфраструктуры в условиях Арктики, так и формирование абсолютно новой культуры севера. Однако попытки «утеплить» северный город концентрировались в основном на физическом ограждении человека от экстремального климата.

Конечно, компенсация негативного воздействия климата необходима для комфортной жизни на севере, но вопросы полноценной адаптации — «информационной прописки» [20] в пространстве -- должны рассматриваться также и в области психологических наук. Рассматривая пространство не как систему отношений между материальными объектами, а с точки зрения череды наших восприятий, психология считает качество предметно-пространственной среды «фактором, влияющим на процессы мышления» [21].

Предполагается, что такие факторы как цвет, ритм, текстура и фактура, пластика и т.д., применённые архитектурой и дизайном в обоснованных особенностями нашего восприятия пропорциях, могут сложиться в систему, где элементы среды, взаимодействуя друг с другом и с изначальным пространством, создадут дружелюбный, живой, а значит тёплый образ города.

Важным также является сохранение связи с исходной природной средой: адресное проектирование, где форма следует местоположению, способствует сохранению и приумножению культурной и географической самобытности региона.

«Чувствовать окружающий мир для нас насущно необходимо» [22]: полная изолированность от естественной среды и жизнь в искусственно созданных условиях приводит к сенсорной депривации. Однако обе крайности – средовая отчуждённость и «сенсорная перегрузка» -- одинаково вредны для человека [23]. Так, «тёплый город» и город вообще, должны сохранять непосредственную связь с рассматриваемым регионом и его особенностями, привнося при этом элементы, повышающие уровень комфорта в экстремальных условиях.

В завершение приведём собственные размышления о дальнейших направлениях работы и возможных решениях идеального/умного северного города. Все жители современных северных городов – заложники постоянных экстремальных условий: морозов, ветров, вечной мерзлоты, бездорожья и вынужденных перебоев с доставками [24]. В приближающемся высокотехнологичном/«умном» будущем к средовому экстриму добавится экстрим цифровой, технологический. То, что призвано облегчить жизнь сообщества и отдельного человека, имеет и «тёмную» сторону – неизбежную и пока не имеющую решения проблему безопасности (от предотвращения крупномасштабных отказов и аварий оборудования до актуальной уже сегодня защиты личных данных). Приоритет безопасности ведёт к заключению, что северный умный город – это не только и не столько «цифра», а система с ориентацией на самовыживание и, в определённой степени, на автономность. Следующая из этого проектная концепция: северный умный город – это живой город. Живой не благодаря наполненности людьми (в продолжение идеи «пульсирующих» городов Н. Замятиной [25]), но сам по себе: он способен себя согревать, лечить/ремонтировать, он переползает с места на место, когда земля под ним «устала», и т. д. Возможно ли воплотить эту идею? Ответ очевиден – да, ведь если возможна сама мысль, то и её реализация находится в пределах человеческих и технологических ресурсов и способностей. Помимо этого, рабочие аналогии может предложить природа: к примеру, лёгкий, мобильный, экологичный, «пульсирующий» муравейник, живущий по сложным алгоритмам высокоорганизованного муравьиного сообщества.

Авторы: Софья Прокопова (магистр дизайна, аспирант архитектуры, Уральский государственный архитектурно-художественный университет), Светлана Кравчук (канд. искусствоведения, зав. инновационно-творческой лабораторией, Уральский государственный архитектурно-художественный университет / Томский государственный университет).

При подготовке статьи использовались материалы, полученные в ходе работы по гранту РНФ № 17-78-20047.

Источники:

1.     Швайцер П. Коренные народы и урбанизация на Аляске и на Канадском Севере. Этнографическое Обозрение. 2016 г.;(1):18–19.

2.     Замятина Н.Ю. Арктический транспорт: обустройство “нормальности” в ненормальных условиях [Интернет]. GoArctic.ru - Портал про развитие Арктики. 2019. Доступно на: https://goarctic.ru/work/arkticheskiy-transport-obustroystvo-normalnosti-v-nenormalnykh-usloviyakh-/ 

3.     Калеменева Е. Города под куполом: советские архитекторы и освоение Крайнего Севера в 1950-1960-е годы. В: Bulletin des Deutsches Historisches Institut Moskau Вып 7: Конструируя «советское»? Доклады научной конференции студентов и аспирантов, 20 - 21 апреля 2012 года, Санкт-Петербург. Москва; 2013. с. 93–108.

4.     Швайцер П. 2016: 12.

5.     Криптоклиматический комплекс – многофункциональное здание компактной формы с крытыми переходами между жилой и общественной зонами, с ориентацией жилой части здания на благоприятную по ветровым и инсоляционным условиям сторону. Источник: " СП 31-107-2004. Архитектурно-планировочные решения многоквартирных жилых зданий" (одобрен и рекомендован к применению Письмом Госстроя РФ от 28.04.2004 N ЛБ-131/9).

6.     Калеменева Е. Какими могли быть арктические города [Интернет]. Arzamas. Доступно на: https://arzamas.academy/materials/1821

7.     Pressman N. Northern cityscape: linking design to climate. Yellowknife, NT: Winter Cities Association; 1995. 244 p.

8.     Sheppard A. Fermont: The Making of a New Town in the Canadian Sub-Arctic [Интернет]. Montreal QC, Canada; 2012. Доступно на: https://www.medphys.mcgill.ca/architecture/files/architecture/fermont-nov_2011-rev.pdf

9.     Sheppard A. 2012: 7.

10.   Sheppard A. 2012: 8.

11.   Sheppard A. 2012: 9.

12.   Замятина Н.Ю. Пульсирующие города и фронтирная урбанизация российской Арктики. В: Пути России Север-Юг. Санкт-Петербург: ООО «Нестор-История»; 2017. с. 22–30.

13.   Sheppard A. 2012: 12.

14.   Закирова Ю.А, Хуснутдинова С.Р, Касимова А.Р. Методика партисипативного проектирования городской среды в современном российском градостроительстве. Известия Казанского Государственного Архитектурно-Строительного Университета. 2016 г.;(1 (35)):81–6.

15.   Elwood S. Neighborhood revitalization through `collaboration’: Assessing the implications of neoliberal urban policy at the grassroots. GeoJournal. 2002 г.;58(2/3):121–30.

16.   Замятина Н.Ю. 2017: 23.

17.   Замятина Н.Ю. 2017: 27; Hyysalo S, Usenyuk S. The user dominated technology era: Dynamics of dispersed peer-innovation. Research Policy. April 2015; 44(3): 560–76; Usenyuk S, Hyysalo S, Whalen J. Proximal Design: Users as Designers of Mobility in the Russian North. Technology and Culture. 16 November 2016; 57(4): 866–908.

18.   Замятина Н.Ю, Гончаров Р.В. Феномен урбанизации в комплексном развитии Арктической зоны. В: Управление инновационным развитием Арктической зоны Российской Федерации Сборник избранных трудов по материалам Всероссийской научно-практической конференции с международным участием Составители: Е.Н. Богданова, И.Д. Нефедова. Северодвинск, 14-16 сентября 2017 г.: ООО «Консультационное информационно-рекламное агентство» (Архангельск); 2017. с. 167–72.

19.   Прохорова Э.М. Биологические ритмы и здоровье. Сервис Плюс. 2010 г.;4(3): 20–6.

20.   Краузе Т.М. Биоритмы: истоки пространственно-временной организации человека. Pedagogy Phys Cult Sports. 2008 г.;(1):84–93.

21.   Симонова Н.Н. Психологические аспекты вахтового труда нефтяников в условиях Крайнего Севера. Москва: Палеотип; 2008. 194 с.

22.   Лобель Т. Теплая чашка в холодный день. Как физические ощущения влияют на наши решения. Москва: Альпина Паблишер; 2014 г.: 5.

23.   Лобель Т. 2014: 5.

24.   Замятина Н.Ю. Коронавирус: мы все оказались в Арктике [Интернет]. GoArctic.ru - Портал про развитие Арктики. 2020. Доступно на: https://goarctic.ru/society/koronavirus-my-vse-okazalis-v-arktike/

25.   Замятина Н.Ю. 2017.