Архипелаг особого назначения. От идеала – к идеологии

Продолжение. Части I и II здесь и здесь.

Когда пароход «Глеб Бокий» с очередной партией заключённых шёл из Рабочеостровска на Соловки, молодой человек (почти мальчик), увидев плачущего старика духовного звания, начал утешать его. Священник ответил, что он плачет от радости.

Возрастание авторитета царской власти, основанное на идеологии «Москва – третий Рим», отозвалось церковным расколом. Крестьянское отношение к самодержцу «двоилось», становилось «амбивалентным»[1]. Рядом с обожествлением государя рождалось «светское богоборчество» как тип «антиповедения», противостоящий самодержавию[2]. Желание единства при потенциальной готовности к расколу – качество, присущее русским людям тем сильнее, чем ближе они к духовному, государственному, экзистенциональному пограничью.

В 1668 – 1676 гг. монастырская крепость стала местом спасения для «отцов и страдальцев Соловецких», не пожелавших принять новоисправленные церковные книги. В челобитной к государю Алексею Михайловичу они писали: «…Лучше нам временною смертию умереть, чем навечно погибнуть». Монахи и местные крестьяне (числом около 700 человек) закрылись в монастыре. Соловецкое восстание первоначально имело пассивный характер, и поэтому его назвали «сидением». Осада монастыря продолжалась восемь лет. За это время сменилось три стрелецких воеводы: Ивлев, Волохов, Мещеринов. Восстание приняло политический характер. В монастыре пришли люди, которые воевали на стороне Степана Разина до его поражения в крестьянской войне. Разногласия среди соловецкой братии привели к предательству осаждённых монахом Феоктистом, к взятию крепости стрельцами Ивана Мещеринова, гибели «соловецких сидельцев» и разграблению обители. В живых осталось 14 человек. 500 погибших поминаются по старообрядческому синодику.        

После подавления Соловецкого восстания началась «эпидемия самосожжений», которая унесла жизни до 20000 ревнителей древнего благочестия[3]. Отголоски трагических событий середины XVII века слышны в легенде о Беловодье, куда бежали крестьяне из Соловецкой обители и прочих мест. В «Опоньское царство-государство» («Апонское», «Японское», «Анонийское») ушло по Ледовитому океану на кораблях немалое число людей всякого звания[4]. – «А проход их был от Зосимы и Савватия Соловецких». Соловецкие «чюдотворцы приискивали новое пристанище» для тех, кому более не было места на земле[5].

Переход через Ледяное море был символической смертью, поскольку предполагал утрату первопроходцами изначального социального статуса и обретения нового жизненного пространства[6].

Смерть и переход в иную страну тождественны по сути[7]. «Когда на Руси воцаряется неправда, Беловодье пополняется новыми поселенцами»[8]. Староверы именовали «кораблями» деревянные храмы, на которых уходили из земного мира в небесные кущи. Легенда о Беловодье соединяет географическое и метафизическое пространство. В русском фольклоре белый цвет означает смерть и невидимость, потусторонних существ, потерявших телесность[9].

Соловецкое восстание в символическом смысле является знаком «перехода» в инобытие и осуществлённые эсхатологические ожидания. Склонность поморов к оппозиционности нашла выражение в идеологии старообрядчества, центр которого переместился с Соловков в Выгорецию (монашеское общежитие на реке Выг). Раскол отозвался мировоззренческим дуализмом, несогласием ума и сердца, разделением «светского» и «церковного», предвещая конец света или начало новой эпохи.

В 1619 году в Киеве появилась «Книга о вере», где назван год явления антихриста – 1666. В новгородских землях в этом году не сеяли, не пахали, а ложились спать в гробы и ожидали, когда Архангел вострубит. Конец света и торжество «старой веры» ожидались в 1669 году. Светопреставление не наступало, и общественное мнение отодвинуло апокалипсис ещё на 33 года, отсчитывая время не от Рождества Христова, а от Воскресения, – в год 1702[10].

Староверы сознавали себя живущими на краю времён и были по-своему правы, потому что маятник исторических перемен качнулся с Востока на Запад – в сторону «догоняющей модернизации» по отношению в Европе.

Снова усилилось переселенческое движение, а вместе с ним происходила деформация пространственных представлений северного крестьянства. Идея «перехода» реализовалась в бегстве старообрядцев в Поморье и в Сибирь – в самые отдалённые уголки Руси и за ее пределы. Переселения поповцев обусловлены преследованиями со стороны государства, а беспоповцев – уходом от мира, в котором поселился антихрист. Беспоповщина оказалась наиболее распространена среди государственного крестьянства, а поповщина – среди крепостного крестьянства и посадских людей. Старообрядчество пустило глубокие корни в Кемском, Каргопольском, Шенкурском, Пинежском уездах, на Печоре и Мезени. На Карельском и Поморском берегах Белого моря (до села Сорока) почти все деревни были старообрядческими. Самым знаменитым скитом беспоповского толка в Поморье стало Выго-Лексинское общежительство, которое наследовало в значительной степени Соловецкие духовные и хозяйственные традиции[11].

Начало Поморскому толку положили Данила Викулов, Андрей и Семён Денисовы в 1695 году. Будучи направлением «умеренным», поморцы допускали молитву за царя. Они выработали несложный богослужебный ритуал. Первоначально признавали только два церковных таинства из семи: исповедь и крещение.

В молодом царе Петре I староверы распознали предтечу исполнения эсхатологических пророчеств[12]. Отношение северного крестьянства к царю имело двойственный характер. Разрушая – он создавал. В этом состоит призвание культурного героя[13]. Вырастая из общественного хаоса и распада, грандиозный образ государя-императора формировал вокруг себя и своего детища – Санкт Петербурга – новую, имперскую Россию.

Пётр I трижды побывал на русском Севере и дважды в Соловецком монастыре. Передвижение царя по северным сёлам, деревням и погостам народная память зафиксировала в топонимических легендах о происхождении названий острова Соломбалы, сёл Чекуево, Тотьмы, Ворзогор и т.д. Раздавая названия, Пётр I создавал новую реальность. В Соломбале царь устроил «бал на соломе». В Чекуево потерялась «чека его» – от колеса его повозки. В Тотьме («то тьма!») не нашлось ни одного грамотного человека. В Ворзогорах («вор за горой») украли царский камзол. В действительности все эти и многие другие поселения названы и основаны задолго по Петра I, который, по словам С.М. Соловьева, заново «сотворил Россию, вывел её из небытия в бытие»[14].

В основе поведения Петра Великого – византийская идея. Бог – это «Царь Небесный». Следовательно, царь земной – это земной бог, воплощающий «грозного и наказующего Саваофа»[15]. Новшества, привносимые «сверху» в жизнь северного крестьянства, были заимствованиями, которые до Петра ориентировали Русь на Юго-Восток, а после Петра – на Северо-Запад[16].

Создавая военный флот, государь объявил войну традиционному судостроению. Поморские шняки, лодии, дощаники, кочи, шитые «вицей» (еловыми корнями и побегами молодых деревьев) и наилучшим образом приспособленные для беломорского мореплавания, -- объявлены были «душегубными». Указ от 9 октября 1714 г. предписывал сформировать личный состав Балтийского Флота из числа поморов. В 1715 году с Кемского Городка и Сумского Острога с окружающими их селениями для укомплектования флота отправлены в Петербург все молодые здоровые мужчины с полным своим обмундированием. Сумская церковная летопись сообщает, что из Кемского городка и Сумского острога было взято 85 человек[17].

Царь Пётр впервые пришёл в Соловецкий монастырь в 1694 году на построенной для него голландской яхте «Святой Пётр». В Унской губе судно попало в сильный шторм. Чудесное спасение от погибели в разбушевавшемся море стало для молодого государя положительным ответом на вопрос, который не мог не волновать будущего реформатора: «Угодны ли Господу расправа над стрельцами, укорачивание кафтанов, стрижка боярских бород?».

В 1702 корабли русского военного флота встали возле Большого Заяцкого острова Соловецкого архипелага. Народное предание рассказывает о том, что от поморского села Нюхча два корабля – «Курьер» и «Святой Дух» -- монастырские крестьяне и стрельцы волокли более ста шестидесяти вёрст. Преодолев расстояние от Беломорья до Ладоги через Онежское озеро и реку Свирь, военные суда неожиданно для шведов появились в тылу крепости Нотенбург («Орешек»). Крепость была взята, «Орешек» расколот. Дальнейшие победы русского воинства на Балтике привели к основанию Петербурга в 1703 году.

О первом паломничества царя Петра напоминает Петровская часовня, построенная возле Святых врат монастыря и освящённая именем небесного покровителя Петра I. О втором паломничестве царя в Соловецкий монастырь свидетельствует деревянная церковь Андрея Первозванного. Этот небольшой деревянный храм поставлен на Большом Заяцком острове корабельными плотниками. В его основе – разобранная и привезённая с Большого Соловецкого острова Иоанно-Предтеченская (Таборская) часовня, где отпевали стрельцов, погибших во время осады монастыря войсками воеводы Ивана Мещеринова.

Соловецкая история соединила Новгород, Москву, Петербург. В ограниченном пространстве архипелага время сгущается. Память оплотняется в памятниках. Исторические аналогии приобретают символический, а иногда зловещий смысл. Так, например, Голгофо-Распятский скит, основанный преподобным Иовом, опальным духовником царя Петра, во времена Соловецких лагерей особого назначения (СЛОНа) стал местом неизмеримых страданий. В 30-е гг. XVIII века там неусыпно звучала Псалтырь, а в 30-е годы ХХ века – стоны умирающих в лазарете заключённых.

Соловки – место самопознания и богопознания. Соловецкий монастырь стал духовной Родиной для преподобных отцов Соловецких Зосимы, Савватия, Германа, Святителя Филиппа, Иова, Иринарха, новомучеников Петра (Зверева), Вениамина и Никифора.

С Соловками связаны судьбы многих известных людей: Сильвестра (духовника Ивана IV), игумена Свято-Троицкого монастыря Артемия, Симеона Бекбулатовича «великого князя Всея Руси»), учёного-богослова Арсения Грека, Авраамия Палицына (вдохновителя русского воинства в «смутное время междуцарствия»), патриарха Никона (реформатора церкви), Петра Андреевича Толстого (управляющего Тайной канцелярией), сенатора Василия Лукича Долгорукого (сподвижника царя Петра Алексеевича), Петра Ивановича Кальнишевского (последнего атамана Запорожской Сечи)[18], Михаила Васильевича Ломоносова, богослова отца Павла (Флоренского), Афанасия Васильевича Булычева (создателя Северо-Двинского пароходства), Дмитрия Сергеевича Лихачева (исследователя древнерусской письменности) и многих других. Одни начинали, а другие заканчивали на острове свой жизненный путь.

Вход в Спасо-Пребраженский собор

В суровых природных условиях оформляется личность[19]. Происходит её переход в новое духовное состояние. Жизнь в приполярном крае ставит перед людьми последние вопросы и даёт последние ответы[20]. Здесь нельзя ожидать долговременного спокойствия и безмятежности.

В царствование Ивана Грозного на Соловки начали ссылать людей, попавших в опалу, обвиняемых в действительных или мнимых преступлениях. Обвинение, как правило, имело обобщённый смысл: «злодейский поступок», «непристойные монашескому чину деяния», «сказывание слова и дела», «развращенное умствование». Условия содержания узников зависели от предписаний, сопровождавших заключённых, от воли игумена и даже от времени года. Зимой можно было не опасаться побегов по причине полной изоляции островов от материка[21].

В монастыре сталкиваются мнения, скрещиваются пути духовных исканий. В 1666 году монастырский келарь докладывал царю о том, что ссыльные с монахами «… мятежи чинят и воровские письма составляют… и по кельям с опальными ночи просиживают»[22].

Для монахов монастырь был пространством обретенной свободы, для ссыльных – «узилищем»[23]. Образ жизни монаха внешне почти не отличается от жизни узника. Важно, как люди сами оценивают своё положение.

Церковный раскол, отмена Петром I патриаршества, секуляризация церковных и монастырских земель привели к усилению мировоззренческого дуализма: к несогласию ума и сердца, к разделению материального и духовного, «светского» и «церковного». Территориальная обособленность островов позволяла Соловецкому монастырю сохранять инобытийность, а следовательно – высокое духовное значение для жителей Поморья и всего Русского Севера. Монастырь был крепок глубиной корней, уходящих в крестьянскую почву[24]. Идея «перехода» с предельной ясностью оформлялась и выкристаллизовывалась в идеале «Преображения».

Важнейшим этапом в истории монастыря стала секуляризация церковных и монастырских земель 1764 года: отчуждение их в пользу государства. Крестьяне были против своего «освобождения» от власти монастыря, который после поражения Соловецкого восстания уже не имел прежнего могущества и авторитета, но всё ещё оставался владельцем обширных земельных вотчин. Осенью 1763 г. военное ведомство, описывающее монастырские владения, признало нежелание основной массы переходить на положение государственных крестьян. Это объясняется боязнью сельского населения потерять сильного покровителя в лице монастыря, а также – обременительностью перехода на выплату денежных государственных налогов и нежеланием терять прежний статус[25].

После секуляризации Соловецкий монастырь лишился земельных владений на материке, и хозяйственная деятельность обители сконцентрировалась на территории архипелага[26]. Были проложены новые дороги. Построены двухкилометровая дамба, соединяющая острова Большой Соловецкий и Большую Муксалму, выкопана и обустроена гидротехническими сооружениями судоходная канальная система.

Один из судоходных каналов

Основной доход монастырю в XIX – XX веках приносили паломники. Материальные ресурсы пополнялись за счёт добровольных пожертвований, платы за требы, кружечных сборов, бесплатной работы трудников и развития на островах многочисленных ремёсел, обслуживающих потребности богомольцев. Каждый из них считал своим долгом сохранить на память о посещении обители иконы преподобных Соловецких Чудотворцев, посуду с изображением монастыря, изготовленную на Кузнецовских заводах, глиняные чашки с клеймом «СМ» (Соловецкий монастырь), деревянные ложки с изображением рыбы и надписью «Соловецкой обители благословение».

Хозяйственная деятельность основывалась на взаимной благотворительности «мира» и монастыря. В начале ХХ века в северном русском крестьянстве и в купечестве оставались крепкими традиции взаимовыручки, бесплатной работы «в помощь» и «во славу Божию»[27]. Успешные финансовые отношения построены на доверии между субъектами договоров. Памятование о смерти, надежда на спасение и стремление «собирать богатства на небе» побуждали деловых людей к взаимопомощи. Православные ценности формируют высокий идеал, а, следовательно, – критерии морали и нравственности. Можно по-разному вести дела, но в душе каждый христианин даёт оценку своим поступкам в соответствии с Евангельскими заповедями. Соловецкая обитель воспринималась крестьянами как воплощение «Нового Иерусалима» и «мужицкого рая». Разумная организация сельского хозяйства и морских промыслов, потребляемые в пищу продукты, жизненный уклад – все это в совокупности соответствовало крестьянским идеалам. Обратимся к данным Архангельского губернского статистического комитета за 1862– 1868 гг., которые дают не полную, но реальную картину жизни монастыря[28].

В 1863 году на землях Соловецкого и Анзерского островов посеяно 150 и собрано 1440 четвериков картофеля. Выращивали капусту, лук. «В анжереях – арбузы и огурцы в небольших размерах»[29].

В 1862–1863 гг. в монастыре держали 153 лошадей, 55 коров и быков, 50 овец. В 1864 году завезено 200 диких оленей. Действовали кирпичный, канатный, смолокуренный заводы, водяная мельница. Трудились хлебники, булочники, портные, сапожники, печники, медники, рыболовы. Работали шорники, иконописцы, маляры, столяры, купора. Занимались ремёслами позолотчики по дереву, каретники, санники, токари. В 1868 году в монастыре жили 180 ремесленников. На территории островов проживали 4 личных и 1 потомственный дворянин, 128 монахов (почти все – из крестьян), 170 послушников, 3 человека духовного звания. Среди временно живущих богомольцев – 332 государственных крестьянина, 14 временно обязанных, 1 вольный шкипер, 8 мещан, 3 купца, 20 нижних чинов Соловецкой уездной команды, 2 обер-офицера (один из них – на маяке), 45 отставных нижних чинов, бессрочно-отпускных – 2. Арестант православного вероисповедания – 1, разных сект – 2. Итого – 747 человек. Из них – всего 5 человек дворян. Умирало в год (с 1862 по 1868 гг.) от 18-ти до 22-х человек[30]. В совокупности состав насельников монастыря символически отражает социальный состав Русского Севера, где большая часть народонаселения – крестьянство, не знающее крепостного права.

Монастырь ежегодно покупал в Архангельске рожь, муку ржаную, муку крупчатую (двух сортов), муку ячную и овсяную, ячмень и овёс. Крупу: пшеничную, сарочинскую, ячную, гречневую. Рыбу: треску солёную, треску сухую, сёмгу и «палтасину». Масло конопляное и скоромное. Соль, солод, горох[31]. В монастыре были востребованы именно такие продукты, без которых не могли обойтись северные крестьяне.

Планировка современного посёлка на Соловках, примыкающего к монастырю, сложилась в XVI веке. Ограниченное пространство заставляет пристально вглядываться в архитектурные объекты, воспринимая их как образы и символы разных эпох. Начало-середина XIX века: Овощной дом, Луковый корпус, гостиницы Архангельская, Петербургская, Преображенская, Никольский и Дрововозный келейные корпуса. 20-е годы ХХ века: лагерные бараки, сараи с надписями на стенах. 40–50 годы ХХ века: жилые деревянные дома, продуктовые склады Учебного отряда. Всё это памятники, свидетельствующие о различных этапах истории Поморья и Русского Севера. Люди, события, материальные объекты на острове воспринимаются символически – под «увеличительным стеклом» простёртого над островами неба. Каждый человек, словно Остров, – автономная личность, тяготеющая к сообществу и противопоставленная ему.

Стремление к гармоничной духовной жизни побуждало трудников, послушников, монахов ценить красоту природы и стремиться жить в гармонии с ней. Цветущий ботанический сад («Макариевская пустынь») напоминает о Рае. В ста шестидесяти километрах от Полярного Круга благоухают розы, радуют глаз редкие травы и плодовые деревья. Образный строй архитектуры гармонирует с островной природой. Озёра, соединённые каналами, дороги к святым местам воплощают значение пути, перехода, движения – устремлённости к пределам бытия.

Дорога к Секирной горе

Наименования возвышенностей архипелага напоминают о евангельской истории, о Преображении и спасении. Особым почитанием как естественные маяки пользовались холмы: гора Голгофа на острове Анзер, гора Фавор – на острове Большая Муксалма.

Секиро-Вознесенский храм

После окончания в 1920 году Гражданской войны Соловецкий монастырь был закрыт, и на его месте возникает мираж совхоза «Соловецкий». Утопические попытки без Бога построить «царство Божие» на земле привели людей разных классов и сословий в Соловецкие лагеря особого назначения (СЛОН). По словам С.В. Морозова, «Соловки стали вехой мученических путей России, заняли место в новой, особой ментальности», носители которой – диссиденты, правозащитники, внутренние эмигранты и т.п. Именно тогда начала смутно формироваться идея Соловков, суть которой в духовной твёрдости, искупительности, мученичестве, жертвенности[32]. Идея присутствует в сознании как идеал – миф, который превращается в сказку, если в него перестаёшь верить.

Окончание следует.

Автор: Василий Николаевич Матонин, кандидат исторических наук, доктор культурологии, профессор кафедры культурологии и религиоведения Северного (Арктического) федерального университета имени М.В. Ломоносова. Главный редактор историко-литературного альманаха "Соловецкое море".

Фотографии В.Н. Матонина.

[1] Кондаков И.В. Введение в историю русской культуры. М.: Аспект-Пресс, 1997. С. 159.

[2] Успенский Б.А. Царь и самозванец: самозванчество в России как культурно-истори­ческий феномен // Избранные труды. Т.1: Семиотика культуры. М., 1994. С. 88 – 89.

[3] Сапожников Д.И. Самосожжение в русском расколе (со второй половины XVII – до конца XVIII вв.) исторический очерк по архивным документам // Чтения в императорском Обществе истории и древностей российских при Московском университете. Книга III. М, 1891. С. 1-16.

[4] Криничная Н.А. От Соловков – к Беловодью: от исторической песни – к легенде // Свеча – 2003. Том I. Религия и наука в диалоге. Материалы международных конференций. Владимир: Владимирский государственный университет, 2003. С. 121.

[5]Чистов К.В. Легенда о Беловодье // Труды Карельского филиала Академии наук СССР. Вып. 35: Вопросы литературы и народного творчества. Петрозаводск, 1962. С. 137.

[6] Михайлова Т.А. «Острова за морем», или тема плаваний в иной мир в ирландской традиции // Представления и смерти и локализация иного мира у древних кельтов и германцев. М., 2002. С. 175.

[7] Тэйлор Э. Первобытная культура. М., 1939. С. 343.

[8] Криничная Н.А. Там же. С. 129.

[9] Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1946. С. 60, 158.

[10] Крывелев И.А. История религии. Т. 2. М.: «Мысль», 1976. С. 41-42.

[11] Юхименко Е.М. Документальные источники о Выгодской пустыни // Старообрядчество в России. М., 1994. С. 165.

[12] Фруменков Г.Г. Соловецкий монастырь и оборона Беломорья. Архангельск: Северо-Западное издательство, 1975. С. 90.

[13] Теребихин Н.М. Лукоморье. Архангельск: ПГУ, 1999. С. 122.

[14] Соловьев С.М. Публичные чтения о Петре Великом. М.: Наука, 1984. С. 418.

[15] Панченко А.М. Русская культура в канун петровских реформ / Отв. ред. Д.С.Лихачев. Л.: Наука, 1984. С. 13.

[16] Чаадаев П.Я. Апология сумасшедшего // Антология культурологической мысли. М.: РОУ, 1996. С. 86 – 88.

[17] Дуров И.М. Словарь живого поморского языка в его бытовом и этнографическом применении. Петрозаводск: Карельский научный центр РАН, 2011.

[18] Фруменков Г.Г. Узники Соловецкого монастыря. Архангельск: Северо-Западное книжное издательство, 1970. С. 4-84.

[19] Матонин В.Н. Булычевы: духовные традиции северного предпринимательства и благотворительности // Вестн. Помор. ун-та. Сер. «Гуманит. и соц. науки». 2006. № 7. С. 28–38.

[20] Морозов С.В. Постижение Соловков. Очерки и материалы. М.: Товарищество Северного Мореходства, 2002. С. 14.

[21] Фруменков Г.Г. Узники Соловецкого монастыря. Архангельск: Северо-Западное книжное издательство, 1970.

[22] Никольский Н.М. История русской церкви. М., 1983. С. 142.

[23] «В польском языке слово «келлия» имеет двойной смысл: жилище монаха и тюремная камера». – Мариуш Вильк. Волчий дневник. М., 2005. С. 48.

[24] Ключевский В.О. Хозяйственная деятельность Соловецкого монастыря в Беломорском крае. Том 7. М., 1959.

[25] Лысак А.А. К вопросу о секуляризации 1764 года на Европейском Севере // Народная культура Севера: «первичное» и «вторичное», традиции и новации. Архангельск, 1991. С. 103.

[26] Борисов А.М. Хозяйство Соловецкого монастыря и борьба с крестьян с северными монастырями в XVI – XVII вв. Петрозаводск, 1966.

[27] Матонин В.Н. «Ныне к вам прибегаю». Жизнеописание Соловецкого инока Афанасия, написанное им самим. Архангельск-Москва: Товарищество Северного Мореходства, 2008. С. 130-131.

[28] Матонин В.Н. Хозяйство и быт Соловецкого Спасо-Преображенского мужского монастыря в документах Архангельского губернского статистического комитета // Свеча – 2003. Том I. Религия и наука в диалоге. Материалы международных конференций. Владимир: Владимирский государственный университет, 2003. С. 150-160.

[29] ГААО, ф.6, оп. 2, д. 124. Л. 4 – 5.

[30] ГААО, ф.6, оп. 2, д. 124. Л. 3.

[31] ГААО, ф.6, оп. 2, д. 124. Л. 1-2.

[32] Морозов С.В. Постижение Соловков. Очерки и материалы. М: Товарищество Северного Мореходства, 2002. С. 178.