Магадан – город поиска. "В поиске нет начальства".
Сложно представить другую отрасль советского хозяйства, где бы роль науки как «передового отряда» хозяйствования была бы столь выражена – разве что оборонная промышленность, которую вели легендарные физики. Неслучайно именно физики дали главные образы советских учёных в культуре – и вместе с физиками по степени популярности, очевидно, были советские геологи.
На фото: памятник строителям Магадана.
...Итак, в результате многолетних и нетривиальных усилий Билибина родилась масштабная система геологических изысканий, а Билибин вошёл в историю именно как организатор геологической службы Северо-Востока[1].
В конце 1950-х машина дала «сбой»: как это ни парадоксально, но именно «теоретический» подход, который позволил Билибину дать фантастический прогноз по крайне скудным фактическим данным, через полтора десятка лет, наоборот, не позволил за теоретическими рамками увидеть реальное золото:
«…появились теоретики, утверждавшие, что олово и золото – антагонисты, а следовательно, в оловоносной провинции золотых месторождений быть не должно. Я не беру слово «теоретики» в кавычки, так как с позиций физико-химии руды этих двух металлов действительно отлагаются при существенно различных условиях. Однако в 1935–1936 годах геологи В. А. Вакар и Ю. А. Одинец отметили повышенную золотоносность рек Большого и Малого Анюев, а также бассейна реки Амгуэмы; в 1940 году геолог Рахмет Махмутович Даутов установил высокие содержания золота в рыхлых отложениях реки Ичувеем, в бассейне которой позднее были открыты уникальные золотые россыпи. Но на теоретиков это не произвело никакого впечатления. И даже когда весьма квалифицированный геолог Г. Б. Жилинский не только геологически обосновал золотоносность оловоносной Чукотки, но и в процессе исследований добыл (намыл из рыхлых отложений речных долин) несколько сот граммов золота, теоретики оставались непреклонными. И только в сентябре 1950 года талантливый и недипломированный геолог-самоучка А. К. Власенко, не будучи знаком с геологическими теориями, добыл первый килограмм золота из крупнейшей россыпи реки Средний Ичувеем. После этого теория отступила. Чукотка была признана не только оловоносной, но и золотой. В 1953 году автор этого повествования под руководством двух старых колымских «зубров» занимался уже подсчётом запасов золота в упомянутой уникальной золотой россыпи»[2].Любопытно, что эта борьба практики и теории впоследствии была переосмыслена как борьба «Дальстроя» с новым, прогрессивным партийным руководством, пришедшим на территорию после смерти Сталина:
Однако, по мнению геологов, всё же«Так, настроения определённой части дальстроевских управленцев, в особенности известных геологов, были связаны с поддержкой «теории затухания золота» на Колыме, которую можно рассматривать как явление протеста дальстроевской элиты по отношению к переменам, происходившим на Северо-Востоке. Вот как рассказывал об этом на VII областной партийной конференции в ноябре 1963 г. начальник Северо-Восточного геологического управления Главгеологии РСФСР И. Е. Драбкин: «Надо сказать, что наша область образовалась в самое тяжёлое время, когда имелись самые низкие показатели не только прироста запасов золота, но и добычи золота — в депрессивное время. Нелегко было справиться областной партийной организации с теорией затухания золотой Колымы, которой были заражены и геологи, и горняки. Пять лет потребовалось для того, чтобы преодолеть это “сопротивление”, я бы сказал – неверие в богатство недр нашей области, и большую помощь оказало нам решение Бюро ЦК КПСС по РСФСР в 1958 г., оно последний гвоздь вбило в эту теорию, и, как вы видите, очень интенсивно затем наша область стала расцветать».Парадокс заключался в том, что сама эта «теория» стала культурным феноменом, а новые кадры, боровшиеся за власть, включили победу над ней в список своих важнейших достижений»[3].
Запаса прочности хватило где-то до 1970-х, когда запущенная Билибиным машина, можно сказать, окончательно сломалась. В 1974 году был достигнут исторический максимум добычи золота – и после этого началось многолетнее падение уровня добычи. В этом обвинили геологов: не успевают-де разведывать новые запасы[5]. Однако очевидно, что дело было в системном кризисе: под давлением вышестоящих органов, требовавших «экспортный» металл, золотодобыча 1970-х свалилась в то «дальстроевское» состояние, при котором шла погоня любой ценой за сиюминутными показателями в ущерб стратегической (в данном случае, геологической) работе – как будто вернулись первые, «сливкосинимательные» годы «Дальстроя». Показательно, что вновь, впервые с дальстроевского времени, золотодобытчики применяли зимнюю промывку золота:«Деятельность ГРУ ДС в 40-50-е гг. была исключительно эффективной, конечно, во многом благодаря талантливым и волевым организаторам геологического исследования <…>. Но кроме того, эта деятельность – образец сочетания в едином в геологическом отношении регионе работ и фундаментальных, и региональных, и технических, и организационных, достойный пример при продолжающейся перестройке структуры геологических учреждений»[4].
Мощнейшая магаданская геология 1980-х, похоже, во многом утратила свои функции передового отряда освоения новых месторождений, «машины фронтира»:«В погоне за выполнением плана и новыми рекордами генеральный директор «Северовостокзолото» В. П. Березин в зиму 1969-1970 гг. санкционировал возобновление осенне-зимней промывки. Прииски, отрабатывавшие подземные россыпи, оборудовав утеплённые промывочные приборы, должны были продолжать промывку металла при минусовых температурах. Кроме этого, существенно – до ноября-декабря – продлевалась работа драг. Данная практика была хорошо знакома специалистам, прошедшим школу «Дальстроя», к которым относился не только В. П. Березин, но и всё руководство объединения, большинство директоров и главных инженеров приисков. Последний раз перед этим осенне-зимняя промывка проводилась на Северо-Востоке в 1956 г. <…> Главный инженер крупнейшего в «Северовостокзолото» золотодобывающего Сусуманского управления Н. Ф. Лебедев впоследствии критиковал эту меру: «При всей отлаженной работе по экономии материальных и денежных ресурсов безоглядно тратились огромные суммы денег на проведение осенне-зимней промывки, чтобы добыть последний плановый процент золота». Действительно, по данным за 1969 г. себестоимость 1 г золота в среднем по «Северовостокзолото» составила 3,2 руб., а на осенне-зимней промывке – 7,02 руб.»[6].
Тем не менее, несколько десятилетий экономика Северо-Востока (включая Чукотку) держалась именно на научных разработках. Сложно представить другую отрасль советского хозяйства, где бы роль науки как «передового отряда» хозяйствования была бы столь выражена – разве что оборонная промышленность, которую вели легендарные физики. Неслучайно именно физики дали главные образы советских учёных в культуре – и вместе с физиками по степени популярности, очевидно, были советские геологи.«Изменение масштабов геологических работ, не всегда технически обеспеченное проведение ускоренного геологического картирования нарушило то тесное взаимодействие между ним и поисками, которое было найдено Ю.А. Билибиным и его последователями и обеспечило исключительную эффективность исследований 30-х.; вследствие этого современная опоискованность Северо-Востока отстаёт от его геологической изученности. История геологического изучения Северо-Востока Азии даёт нам некоторые уроки. <…> Сложная, с возвратами, последовательность работ в разных масштабах при массовом картографировании Северо-Востока в 70-90-е гг. могла бы показаться дорогостоящей суетой»[7].
Геологический наукоград
Когда в 1990-е годы началось обвальное разрушение экономики Севера, в отношении геологии угрозу ожидали менее всего – и даже наоборот.
-- Геологи! Ной… брал в лодку всех! –
многие помнят этот остроумно-отчаянный призыв пощадить другие специальности видного археолога, члена-корреспондента РАН Николая Николаевича Дикова, брошенный с трибуны Ученого Совета Северо-Восточного комплексного НИИ: тогда возникла идея «оптимизации» института до узко-отраслевого геологического – ведь геология, как-никак, обеспечивала основу производственной специализации территории, а вот остальные специалисты чувствовали себя очень неуверенно. Могли ли геологи, уподобленные библейскому Ною, ожидать, что и их «царство» будет разрушено?..
На малонаселённом Северо-Востоке геологи составили важный – и, в общем, привилегированный социальный слой. Особенно ярко это проявилось в 1960-1980-е, когда Магадан стал прямо-таки геологической столицей:
В 1960-м году был создан Северо-Восточный комплексный научно-исследовательский институт ДВО РАН, куда в значительной степени перешли сотрудники ВНИИ-1, так сложилось разделение академической (СВКНИИ) и производственной геологической науки («Севвостгеология»). Если вспомнить, что в те годы в Магадане было всего чуть более 60 тыс. жителей, то Магадан приходится признать чуть не наукоградом.«в Магадане – городе, по меркам страны, небольшом – геологическая наука была представлена внушительно: помимо высокопрофессионального коллектива ЦКТЭ СВГУ[8], существовал ещё и самостоятельный научно-исследовательский институт горно-геологического профиля – Всесоюзный научно-исследовательский институт золота и редких металлов (ВНИИ-1) Минцветмета СССР. В своё время (1948 г.) он был создан в системе МВД СССР в рамках сугубо секретного атомного проекта (в целях оптимизации работ по урану), но в изменившихся исторических обстоятельствах был переориентирован на другие металлы, в первую очередь – золото»[9].
И в советское время, и особенно, как ни парадоксально, сегодня по доле в населении исследователей Магаданская область – на очень солидных позициях:
Источник: данные Росстата. 2016 год – последний, за который численность персонала, занятого научными разработками, доступна по Магаданской области; в более поздние годы «данные не публикуются в целях обеспечения конфиденциальности первичных статистических данных».
Конечно, она отстаёт от признанных научных регионов – от Томской или Новосибирской, например, областей. Конечно, «прирост» научных кадров в последнее десятилетие – не за счёт увеличения их численности, а за счёт уменьшения общей численности населения – однако показательно, что научные кадры оказываются «живучее» населения в среднем. На общем фоне всех северных и всех производственных областей «научность» Магаданской области просто поражает.
Трудно сразу понять причину такого особого положения Магадана. Думается, здесь и описанная реакция на Дальстрой: отчасти на волне борьбы с лагерным наследием создавались в Магадане научные учреждения, был учреждён первый (педагогический) вуз в начале 1960-х[12]. Отчасти это и результат общей тенденции размещать научные учреждения поближе к производству: научные и учебные заведения характерно возникали в северных городах в 1930-40-е: районы форсированного развития производства тут же снабжались профильными научными учреждениями. Так, в 1930 появляется Хибинская горная станция Академии наук СССР в Апатитах, рядом со строящимися апатитовыми рудниками. В 1930 году открывается мерзлотная станция в Игарке, в 1936 году – в Воркуте: научные учреждения появляются буквально в первые годы существования северных промышленных городов. Не отстаёт и образование: уже в 1944 году создаётся горно-металлургический техникум в Норильске, в 1959 г. – открывается филиал ленинградского Горного института в Воркуте (закрытый в 2013 году). Но даже на этом фоне Магадан выделяется мощностью развития местной геологической школы, числом научных сотрудников.
Говоря об истоках магаданского статуса нельзя, наконец, забывать опыт практически самоуправления Дальстроя: очевидно, что после такого опыта территорию уже «не запихнёшь» под внешнее руководство. Думаю, определённую роль (в том числе в образовании самостоятельной области) сыграла удалённость Магадана: всё же «окормлять» эту территорию научными исследованиями из Хабаровска было нереально (хотя «страшилка» возвращения «под Хабаровск» нет-нет, да и возникает в Магадане до сих пор; как говорится: «Не дай бог»). В своё время даже Магадан казался слишком удалённым непосредственно от производства: было немало дискуссий о размещении административной столицы «Колымского края» ближе к рудникам: рассматривались варианты размещения столицы в районе Дебина – Таскана и в районе 47-го километра Колымской трассы (ближе к Магадану)[13]. Иными словами, Магадан занимает практически уникальное место «столичной» базы освоения, которая сама расположена на Севере. Большинство северных городов – производственные центры: Воркута, Норильск, Новый Уренгой, их интеллектуальные базы размещаются много южнее: Тюмень, Красноярск – разве что Сыктывкар можно более-менее считать аналогом Магадана. Другие северные, арктические столицы были или формальными столицами (Нарьян-Мар, Салехард), или «делегировали» научные функции непосредственно в районы развития производства (Мурманск – Апатитам; до недавнего времени, когда научные функции стали, напротив, постепенно стягиваться к Мурманску).
Параллельно в городе сложилась необычно мощная (напомним, при скромной численности населения) культурная сфера: два театра, своё книжное издательство, заметное на советском книжном рынке. Уже в 1950-е появилось местное телевидение (телевышку – один из символов Магадана -- спроектировали и смонтировали местные организации[14]). За этими, в общем, формальными показателями – совершенно особая магаданская среда.
В поиске нет начальства
Главный парадокс экономики и духа Магадана как нельзя лучше сформулировала геолог, магаданская ленинградка Ирина Львовна Жуланова:
Магаданская область с подчинённой ей в прошлом Чукоткой – или, как принято обозначать в геологии, Северо-Восток – исключительно сложный и интересный геологический район. Если для любого профессионала работа со сложной задачей – высшее счастье, то для геолога таким счастливым краем возможностей и был неизученный Северо-Восток, куда рвались правдами и неправдами выпускники геологических вузов:«Хозяйственное освоение Северо-Востока России составляет одну из самых драматичных страниц истории ХХ в. даже по советским – весьма далёким от демократических – меркам. В течение четверти века – с начала 30-х до середины 50-х годов – буквально все стороны жизни здесь направлялись, регламентировались и контролировались единой мощной административно-репрессивной структурой – трестом «Дальстрой ОГПУ-НКВД-МВД СССР» <…>. Парадоксально, что основу существования этой античеловечной социально-экономической конструкции составляли геологические исследования, эффективность которых напрямую зависит от степени творческой свободы исполнителей»[15].
В приведённом фрагменте речь о 1960-х, а чуть раньше, в 1950-е, геология Северо-Востока готовила выпускникам немалые испытания:«… Кирилл Симаков – он 57-го года, работал в Сеймчанской экспедиции, приехал зимой в отпуск, пришёл на факультет и в деканате, значит, договорился, что десять наших мальчишек возьмут, отправят на практику в Магадан – Северо-Восточное геологическое управление. Ну, у нас был курс, приём – 100 человек. 25 девчонок, остальные мальчишки. Девчонок не взяли: «Вам на Северо-Востоке делать нечего». Значит, мальчишки наши поехали после третьего курса, мы ездили в разные другие места… А мальчишки ездили на Северо-Восток, некоторые вот все три сезона ездили сюда – по разным местам, кто где был уже – в управлении. Кто был на Чукотке на восточной, кто-то в Билибино, кто-то в Сеймчане – в общем, в разных местах. Мы все эти слова уже слышали. А у нас на кафедре была аспирантка, потом стала довольно известной фигурой. И, когда она кончила диссертацию и сделала доклад до защиты, мы учились на пятом курсе, и нас всех погнали слушать её доклад. И, значит… делает эта Ирина Александровна свой доклад по кандидатской, а у нас там потолки высокие, большая геологическая карта такая есть – геологическая карта Советского Союза. Она двух с половиной миллионного масштаба – такая здоровенная. В зале висела, куда дели – не знаю. Хорошая очень карта. И длиннющая указка такая. А это же она на Чукотке. И этой указкой она рассказывает – и всё время туда тычет. Ни фига себе. Значит, ей можно, а нам нельзя. Тут я к ней подкатила – после её доклада, говорю: «Ирина Александровна…» - а мы учились 5,5 лет. Короче говоря, вот после пятого уже курса я приехала на практику сюда, на Северо-Восток… Северо-Восток для геолога – это… ну, может быть, даже самый интересный регион. И потому что тут очень хорошо работать, тут очень хорошая обнажённость, тут очень интересная геология, очень много ещё чего не изучено»[16].
Выглядело это в 1950-е примерно так:«В недавно организованных чукотских экспедициях начальники партий в подавляющем большинстве были люди молодые, недавние студенты геологических вузов страны. Однако, учитывая сложные, нередко деформированные характеры подчинённых им людей (бывших заключённых-уголовников), а также тяжёлые условия первопроходческой работы, каждый начальник должен был быть личностью или оставить эту должность» [17].
«– Не лезь к человеку. Почитай целые сутки без передыху вкалывал, – возражают сразу два голоса.
И Начальник тихо смеется.
– Отпетые алкаши... и такая деликатность. И вдруг слышит недовольный голос:
– Чего там вкалывал... Заблудился – вот и вкалывал!
– Ты у себя дома на печке скорее заблудишься, чем он в тундре, – это голос Тракториста. – Не видишь, дорога какая – куда попало не сунешься... Под лавиной можешь навек заночевать...
«Уважают... но, кажется, только за то, что я вкалываю», – Начальник вновь тихо смеется, выскакивает из кабины и громко кричит:
– Хватит прохлаждаться!.. Поехали... осталось почти ничего!..» [18]
(Таков пример показательной, надо думать, полевой сцены конца 1950-х, иллюстрирующей условия труда молодых геологов.)
Ну и свободу поведения прошедших эти поля молодых, их отношения со старым Дальстроем – сложно представить:
Не могу удержаться и не привести ещё один пример «их нравов»:«В 1958 году главный геолог Северо-Восточного геологического управления приказал мне составить программу поисков Серебряной горы, а также организовать их проведение. Совсем нетрудно было понять тщетность такой затеи, поэтому я отказался это делать и назвал подобную программу выбрасыванием государственных средств на ветер. Старый колымский зубр был так удивлён моей дерзостью (дисциплина в Дальстрое была ещё достаточно жёсткой), что объявил в приказе всего лишь «поставить мне на вид за недопустимую форму отказа от своих служебных обязанностей». Писать и выполнять программу поисков Серебряной горы поручили другому геологу. Разумеется, он только зря потерял два года»[19].
Об особом достоинстве геологов (на фоне представителей большинства других профессий) рассказывают легенды. Как пишут сами геологи, причина «…заключена в характере профессии, позволяющей подолгу находиться вдали от административного надзора, наедине с природой и работой, притом что эта работа несёт в себе неограниченный потенциал самореализации и для заядлого путешественника, и для азартного поисковика, и для интеллектуала»[21].«Судя по рецензиям, внимание моего непосредственного начальника [Речь о Н.И. Чемоданове] привлекали не столько новый тип оруденения, сколько не совсем уместные в геологическом отчёте критические замечания в адрес администрации управления. По этому поводу он неоднократно вызывал меня в свой кабинет, где обычно не было ни одного стула, кроме кресла, в котором сидел сам Николай Ильич. Уже при втором вызове для беседы я под общий смех своих приятелей захватил с собой стул и, зайдя в кабинет начальника, нагло уселся на него. Чемоданов это стерпел, но беседа была весьма лаконичной...»[20]
В 60-е Магадан дышал свободой со всей страной. Подъём, ломку старых рамок ощущала вся страна, все профессии, и сложно жёстко отделить, где дух свободы -- от геологии, а где – от хрущевской «оттепели». Но логично предположить, что очнувшийся от дальстроевской системы Магадан ощущал свободу острее, чем другие районы: «С 60-х годов в работе Дальстройпроекта намечается какой-то поистине невиданный до сих пор подъём творческих сил и дерзаний. Работалось хорошо и вдохновенно, сделано много интересного и нужного, но порой и спорного, ошибочного», -- пишет о том времени И.И. Лукин, бывший одной из ключевых фигур магаданской стройиндустрии[22].
Но что интересно: во всё более и более душные, «застойные» 1970-е геология продолжала оставаться зоной относительной свободы. Совершенно неслучайно, что именно Магадан стал прототипом главного «геологического романа» советского времени – куваевской «Территории», романа о геологах, читай – о свободе и смелости творчества:
Сила воодушевляющего воздействия «Территории» была колоссальна: сотни людей пошли в геологию, или даже и в другие профессии – осваивать Север, начитавшись Куваева. «Вы читали Куваева? Тогда чего спрашиваете, зачем я поехал на Север», -- не забыть этого ответа В.В. Ларина, выдающегося биолога, основателя Путоранского заповедника. Впрочем, магаданские геологи Куваева не очень жалуют: в книге угадываются конкретные персонажи – при том, что им приписаны далеко не всегда подлинные поступки, выстроенные в красивую историю по законам не жизни – драматургии. «Но дух геологии передан верно», -- в этом старожилы солидарны, -- а дух геологии 1960-х воодушевлял всю страну на сильные поступки, и тогда в Магадан, нимало не думая о мрачной лагерной славе, ехали десятки молодых выпускников лучших вузов страны – открывать свою территорию, территорией открытий был тогда Магадан.- В "Северстрое" спрашивать начальство не принято, - тихо сказал Баклаков.
- Если вы в таком возрасте будете ориентироваться на "принято" и "не принято", вы уже неудачник[23].
Показательно, что когда в 1978 году «Территорию» Куваева экранизировали, ключевой диалог (приведён выше), оставив суть, немного «локализовали»:
Иными словами, то обстоятельство, что геолог не должен слишком ограничиваться формальными рамками – признавалось даже советской цензурой. И вместе с геологией в некоторой степени таким «заповедником» остался, по ощущениям магаданцев, и Магадан, чему способствовала, надо думать, его научная среда, которая, в свою очередь, была в значительной степени средой геологической.- Если вы хотите быть геологом, забудьте слова «Так принято» и «Так точно». В поиске нет начальства…[24]
Очень характерны воспоминания об отбивании попыток укорить магаданских геологов за «беспартийность» сотрудников подразделений:
-- Да вы знаете, это по всей стране так: как палеонтолог – так беспартийный, -- разводил руками, например, Алексей Александрович Николаев, руководитель партии стратиграфов ЦКТЭ.
Видимо, более-менее такая «антисоветчина» прощалась: регион был одним из главных валютных цехов страны: хотя к началу 1970-х эту ношу приняли молодые нефтяные регионы, но роль Магаданской области в обеспечении экспорта отнюдь не прекратилась, и до сих пор область – один из ведущих золотодобытчиков страны [25].
Автор: Надежда Юрьевна Замятина, канд. геогр. наук, ведущий научный сотрудник географического факультета МГУ им. Ломоносова, зам. ген. директора Института регионального консалтинга.
Фотографии Н.Ю. Замятиной.
При подготовке статьи были использованы материалы, собранные в ходе выполнения проекта 17-05-41168 РГО_а "Зональная мультимодальная транспортная система как основа новой комплексной схемы размещения и развития производительных сил Сибири и Дальнего Востока"
[1] Прусс Ю.В. Геологическая служба Северо-Востока России. 1931—2014. Магадан: Охотник, 2017. – 305 стр.
[2] Сидоров А. А. Времена недавние : От Дальстроя до нынешних времен (рассказы, эссе, научно-популярные статьи, воспоминания) / А. А. Сидоров; ред. П. Ю. Жданов. – Магадан : Охотник, 2016. Стр. 178.
3] Гребенюк П. С. Фактор «Дальстроя» и культурная политика на Северо-Востоке СССР в 1953–1960-е годы // Новейшая история России. 2017. № 4 (21). С. 115–132. Стр. 118.
[4] Гельман М.Л., Палымский Б.Ф. Оснвовные этапы геологического изучения Северо-Востока России // II Диковские чтения. Материалы научно-практической конференции, посвящённой 70-летию Дальстроя. Магадан: СВКНИИ ДВО РАН, 2002. Стр. 141.
[5] Зеляк В.Г. Надлом после рекордов: золотодобывающая промышленность Северо-Востока России во второй половине 1970-х гг // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2013. № 12-3 (38). С. 76-79.
[6] Зеляк В.Г. Золотодобывающая промышленность Северо-Востока России во второй половине 1960-х гг: основные направления и итоги деятельности // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2013. № 1-1 (27). С. 75-78.
[7] Гельман М.Л., Палымский Б.Ф. Оснвовные этапы геологического изучения Северо-Востока России // II Диковские чтения. Материалы научно-практической конференции, посвящённой 70-летию Дальстроя. Магадан: СВКНИИ ДВО РАН, 2002. Стр. 142.
[8] Центральная комплексная тематическая экспедиция Северо-Восточного геологического управления, геологи-производственники.
[9] Жуланова И.Л. Академическая геология на Северо-Востоке России: место в историческом контексте, перспективы // VI Диковские чтения: Материалы научно-практ. конф., посвященной 85-летию со дня рождения Н.Н. Дикова и 50-летию образования СВКНИИ ДВО РАН / Отв. ред. А.И. Ле-бединцев. Магадан: СВКНИИ ДВО РАН, 2010. С. 17–19.
[10] Численность сотрудников Северо-Восточного производственного объединения. Прусс Ю.В. Геологическая служба Северо-Востока России. 1931—2014. Магадан: Охотник, 2017. Стр. 95 и 159.
[11] Право выхода на пенсию в районах Крайнего Севера предоставлялось мужчинам в 55 лет, женщинам – в 50, однако, судя по реальным данным, основная масса трудоспособного населения представлена и у мужчин, и у женщин категорией до 55 лет, после чего магаданцы, похоже, в массовом порядке выезжали «на материк»: если в когорте 50-54 года в Магаданской области проживало 17945, то в когорте 55-59 лет – уже всего 5735 (для женщин сокращение аналогичное: 15498 и 5709, соответственно). Когорта 16-19 лет отброшена, поскольку работа геологом всё же подразумевает, как правило, высшее или среднее специальное образование
[12] Гребенюк П. С. Фактор «Дальстроя» и культурная политика на Северо-Востоке СССР
в 1953–1960-е годы // Новейшая история России. 2017. № 4 (21). С. 115–132
[13] Детально дискуссия описана в книге: Лукин И.И. Первостроители: Из истории строительства на Крайнем Северо-Востоке СССР. Магадан: Книжное издательство, 1986
[14] Гребенюк П. С. Фактор «Дальстроя» и культурная политика на Северо-Востоке СССР в 1953–1960-е годы // Новейшая история России. 2017. № 4 (21). С. 115–132
[15] Жуланова И.Л. Академическая геология на Северо-Востоке России: место в историческом контексте, перспективы // VI Диковские чтения: Материалы научно-практ. конф., посвященной 85-летию со дня рождения Н.Н. Дикова и 50-летию образования СВКНИИ ДВО РАН / Отв. ред. А.И. Ле-бединцев. Магадан: СВКНИИ ДВО РАН, 2010. С. 17.
[16] Из интервью с И.Л. Жулановой, геологом, сотрудником СВКНИИ (январь 2019).
[17] Сидоров А. А. Времена недавние : От Дальстроя до нынешних времен (рассказы, эссе, научно-популярные статьи, воспоминания) / А. А. Сидоров; ред. П. Ю. Жданов. – Магадан : Охотник, 2016. Стр. 30-31.
[18] Сидоров А. А. Времена недавние : От Дальстроя до нынешних времен (рассказы, эссе, научно-популярные статьи, воспоминания) / А. А. Сидоров; ред. П. Ю. Жданов. – Магадан : Охотник, 2016. Стр. 40.
[19] Сидоров А. А. Времена недавние : От Дальстроя до нынешних времен (рассказы, эссе, научно-популярные статьи, воспоминания) / А. А. Сидоров; ред. П. Ю. Жданов. – Магадан : Охотник, 2016. Стр. 204.
[20] Сидоров А. А. Времена недавние : От Дальстроя до нынешних времен (рассказы, эссе, научно-популярные статьи, воспоминания) / А. А. Сидоров; ред. П. Ю. Жданов. – Магадан : Охотник, 2016. Стр. 241.
[21] Жуланова И. Л., Гагиева А. М. Евгений Сергеевич Бобин – сподвижник Билибина, первопроходец Омолоно-Тайгоносского района: взгляд спустя 80 лет // Вестник СВНЦ ДВО РАН. 2014. № 2, Стр. 9–20. Стр. 9.
[22] Лукин И.И. Первостроители: Из истории строительства на Крайнем Северо-Востоке СССР. Магадан: Книжное издательство, 1986. Стр. 210.
[23] Диалог старого и молодого геологов, Чинкова и Баклакова. О.Куваев. «Территория».
[24] Обращение старого геолога – Чинкова – к молодому – Баклакову – в фильме «Территория» 1978 г.
[25] В настоящее время – на втором месте после Красноярского края.
