Современное отечественное оленеводство: мозаика традиций
Предлагаю читателю этой статьи начать с небольшого эксперимента: закройте глаза и попытайтесь мысленно «прокрутить» в памяти образы, ассоциирующиеся у вас с понятием «оленевод» и «оленеводство». Если ваша жизнь не связана напрямую с Арктикой и вы, подобно большинству жителей нашей страны, никогда не встречались с оленеводами лично и знаете их только по художественным произведениям, популярным журналам, телепередачам и фильмам, то образы, которые вы себе нарисовали, практически наверняка будут иметь ряд характерных черт. Начнём с того, что в них, скорее всего, будут фигурировать черноволосые низкорослые люди с раскосыми глазами – представители малых народов севера. Во-вторых, на этих людях наверняка будет надета одежда из оленьего меха, а где-то рядом с ними будут находиться и сами олени с большими раскидистыми рогами. Если вы – житель европейской части России или западной Сибири, то одежда, по крайне мере на мужчинах, в вашем представлении, скорее всего будет глухая, с отороченным мехом капюшоном, а олени, возможно, будут запряжены в низкие сани – нарты. Это – характерные черты так называемого самодийского оленеводческого комплекса, который по ряду причин чаще всего фигурирует в современных общероссийских масс-медиа в связи с оленеводческой тематикой.
Однако эти черты – только одни из возможных. Так, если вы – житель центральной Сибири или Дальнего Востока, то оленеводы в вашем представлении могут иметь черты, характерные для региона вашего проживания и в той или иной степени растиражированные вашими региональными масс-медиа: их одежда может быть распашной и/или не иметь капюшона, нарты при оленях могут отсутствовать (оленеводы в этом случае могут сидеть на оленях верхом), либо не иметь характерный вид санок. Практически наверняка на вашей мысленной картине будет присутствовать и крытое оленьими шкурами коническое жилище – чум, и только если ваша жизнь связана с крайним северо-востоком нашей страны, чум может заменять более округлая яранга. Вся сцена может быть помещена в хвойный лес -- тайгу, либо в арктическую тундру, но, независимо от этого, практически наверняка в ней будет присутствовать снег, морозный туман и другие признаки, указывающие на тяжёлые погодные условия.
Насколько соответствует действительности этот образ? Начнём с тёмных волос и раскосых глаз, то есть представления о связи оленеводства исключительно с культурой малых народов севера. Разумеется, одним из наиболее очевидных возражений тут является то, что отнюдь не все малые народы севера имеют раскосые глаза. Однако ещё более важным, на мой взгляд, будет заметить, что далеко не все народы, практикующие оленеводство, являются малыми народами севера. Так оленеводством на территории нашей страны занимаются не относящиеся к малым народам севера тувинцы-тоджинцы, буряты, якуты. Одним из крупнейших (по количеству оленеводов и численности стад) оленеводческих народов нашей страны, пасущим оленей от её западных арктических границ на Кольском полуострове до устья реки Пур в Западной Сибири, являются коми-ижемцы, которые не только не входят в число малых народов севера, но и имеют вполне европейскую внешность.
Далее: хотя большинство домашних северных оленей и правда выпасается в арктической зоне, распространение оленеводства вовсе не ограничивается ею. Так, оленеводство издавна существовало и в южной Сибири, на Саянах, в Приамурье и даже в Монголии и Китае. Более того, согласно одной из наиболее распространённых гипотез, именно этот совсем не арктический регион и был родиной оленеводства, где северный олень был впервые приручён человеком. Монгольские и китайские оленеводы до сих пор существуют, и хотя количество домашних оленей в этих странах невелико – на оба государство приходится менее десяти тысяч домашних северных оленей, то есть меньше чем в одном среднем оленеводческом предприятии (бывшем совхозе) арктической зоны России – они тем не менее прочно входят в узкий круг оленеводческих стран мира. Учитывая всё вышесказанное, читатель скорее всего и сам уже понимает, что и одежда из оленьего меха, и коническое жилище-чум не являются обязательными для оленеводов: действительно, существуют целые большие районы (Тува, Бурятия, Приамурье, та же Монголия), где меховую одежду из оленьих шкур оленеводы носили мало или не носили вообще, а среди типов оленеводческого жилища, помимо чума и уже упомянутой яранги, встречается и юрта, и палатка, и санный балок и, особенно в последнее время, стационарный дом.
Стоянка в тундре. Типичное представление. Автор фото Александра Марчук, GeoPhoto.ru
Многообразие типов оленеводства и связанных с ними оленеводческих культур, впрочем, гораздо шире, чем можно бы было предположить, сравнивая одежду, жилище, или внешний вид оленеводов. Действительно, ведь хозяйственная система определяется не только и не столько материальными объектами – даже если речь идёт об орудиях труда, не говоря уже о фасоне платья или особенностях жилища, имеющих всё-таки опосредованное отношение к этой системе – сколько набором применяемых технологий и приёмов производства. В случае оленеводства это прежде всего практики обращения с северным оленем: приёмы его содержания, выпаса, использования, переработки его продукции, которые оленеводы носят «в голове» и которые не видны невооружённым глазом. Если на современных оленеводов посмотреть с точки зрения этих практик и именно их положить в основу выделения оленеводческих систем, то разнообразие этих систем становится просто неимоверным, и разобраться в нём оказывается очень трудной задачей. Тем не менее, разобраться очень важно, ведь именно от технологических особенностей оленеводческой системы зависит, какого рода и ресурсы и в каком количестве необходимы для её функционирования, сколько и какой продукции она может дать, какие стрессы она может и какие не может выдержать.
Сравнительным особенностям оленеводческих систем, даже если сосредоточится только на тех из них, которые распространены на территории нашей страны, можно посвятить не один том. Поэтому целью этой заметки не является доскональный разбор всех локальных технологических особенностей оленеводства, имеющихся в нашей стране. Мы попытаемся описать лишь основные параметры, по которым оленеводческие системы нашей страны различаются, определить основные типы этих систем и показать на конкретных примерах масштабы различий. Надеемся, однако, что это поможет читателю почувствовать, насколько оленеводство России разнообразно и многопланово, насколько разнообразны задачи, которые оно может решать, и насколько большую ценность – как культурную, так и хозяйственную – оно собой представляет.
Север-Юг, Запад-Восток
Для того, чтобы описать общие черты и различия между оленеводческими системами, нужно прежде всего договориться о критериях их классификации и сравнения. Таких критериев может быть много. Так, например, западные специалисты по оленеводству часто используют для классификации оленеводческих систем шкалу интенсивности/экстенсивности. Интенсивность здесь отражает частоту и «плотность» взаимодействия между оленеводами и их животными: в высокоинтенсивных системах оленеводства оленье стадо постоянно или почти постоянно находится под контролем одного или двух пастухов, которые активно вмешиваются в процесс его выпаса, направляют его движение, следят за отколами животных и т.д.; наоборот, в низкоинтенсивных (экстенсивных) системах оленеводства олени длительное время, иногда целые сезоны, находятся на свободном, неконтролируемом выпасе. В некоторых особенно экстенсивных системах оленеводства, распространённых в скандинавских странах, оленей вообще фактически не пасут: они бесконтрольно перемещаются внутри отведённой для них пастбищной территории (обычно очерченной по периметру непроходимым для животных ограждением), и оленеводы лишь сгоняют их один или два раза в год на снегоходах в специальный кораль для пересчёта).
Однако, хотя интенсивность/экстенсивность – без сомнения очень важная характеристика оленеводческой системы, она всё-таки слишком общая, чтобы строить классификацию исключительно на ней: в конце концов, взаимодействовать со стадом можно по-разному, и две оленеводческие системы, в которых оленеводы взаимодействуют со стадом с одинаковой частотой, могут сильно отличаться друг от друга по характеру этого взаимодействия. Одна из попыток охарактеризовать оленеводческие системы с точки зрения именно характера взаимодействия человека и оленя, а не его частоты, была сделана знаменитым английским антропологом Тимом Ингольдом. Он предложил различать три типа оленеводства, основанных, соответственно, на доверии (trust), доминировании (domination), либо «хищничестве» (predation). Примером оленеводческих систем, основанных на доверии, являются системы юга и лесной зоны Сибири, в которых немногочисленные олени являются, фактически, домашними питомцами, живут на оленеводческих стоянках, свободно уходят пастись и сами возвращаются к стоянке на ночь. Примером оленеводства, основанного на доминировании человека над оленем, являются крупностадные оленеводческие системы тундры – например, знаменитое ненецкое оленеводство. В этих системах оленеводы активно контролируют животных, заставляя их подчиняться своей воле. Наконец, описанное выше сверхэкстенсивное оленеводство в ряде районов Скандинавии (где на, по большей части, безнадзорно пасущихся домашних оленей охотятся как на диких животных, сгоняют их снегоходами в корали и на забойные пункты) даёт пример «хищнических» отношений между оленеводами и животными. Хотя такая классификация оленеводческих систем, без сомнения, очень интересна, применять её на практике почти невозможно: в подавляющем большинстве оленеводческих систем характер взаимодействия между человеком и оленем может сильно меняться в зависимости от обстоятельств и легко переходить от одного типа к другому: в том же оленеводстве ненцев, например, которое Ингольд уверенно относил к «доминирующему» типу, отношение с некоторыми группами оленей и в некоторых обстоятельствах может быть вполне «доверительным», в то время как в других обстоятельствах вполне может проявляться и «хищническое» отношение.
Наиболее важную роль в отечественной оленеводческой классификации играют две географические разграничительные линии. Одна из них пересекает территорию нашей страны с запада на восток и примерно соответствует границе между лесотундровой и таёжной экологическими зонами. Она делит российское оленеводство на северное или тундровое -- и южное или таёжное. Разница между ними, однако, гораздо глубже и важнее, чем просто использование для оленеводства различных экологических зон: она касается, прежде всего, направления и целей оленеводческого хозяйства. Так, если подавляющее большинство тундровых оленеводческих систем направлены на получение оленеводческой продукции виде мяса, шкур, жил, крови и т. д., то в подавляющем большинстве таёжных оленеводческих систем олень является прежде всего средством транспорта. Проще говоря – если в тундровом оленеводстве оленей разводят главным образом на забой, то в таёжном – чтобы на них ездить. Разумеется, это различие не стоит переоценивать: тундровые оленеводы всегда использовали оленей в том числе и для транспорта, и транспортная функция оленеводства остаётся важной для большинства из них; в то же время, пожалуй, всякий таёжный оленевод, в случае если важенка или теленок в его стаде, например, сломают ногу, -- забьёт их на мясо и шкуры.
Тем не менее, различия в основной цели оленеводческого хозяйства между двумя указанными типами оленеводства вполне реальны и определяют ряд важных характеристик оленеводческих систем. Так, если в тундровом оленеводстве численность выпасаемых стад оленей измеряется сотнями или даже тысячами голов, то для таёжной зоны характерны стада в несколько десятков или, максимум, сотен животных. Соответственно, сильно различаются и технологии выпаса: маленькие стада лесной зоны не нуждаются в таком строгом и трудоёмком контроле, как большие тундровые стада; олени в них часто, в силу своей малочисленности, получают больше внимания и заботы со стороны оленеводов, сильнее «привязываются» к ним, и отношения между ними и хозяевами становятся «доверительными» в смысле описанной выше классификации Тима Ингольда (хотя, опять же, подобное характерно не для всех таёжных оленеводческих систем). Отчасти эти различия в размерах стад и взаимоотношениях между человеком и оленем объясняются и тем, что выпас больших стад и сохранение постоянного контроля над ними очень затруднительны в лесной зоне, где обзор и быстрые перемещения дежурного пастуха (на упряжке или верхом) ограничены.
Экологический фактор действительно объясняет многое – например, тот примечательный факт, что у некоторых народов, живущих как в лесной, так и в тундровой зоне (ханты, эвены и некоторые другие) существует как лесное, так и тундровое оленеводство с их характерными признаками, причём граница между ними проходит именно по границе тайги. Более того, экологический фактор может объяснить, почему попытки создать производящее оленеводство (то есть оленеводство, ориентированное на выращивание оленей на забой) в таёжной зоне, предпринимаемые в советское время, окончились в целом неудачно: таёжные стада, несмотря на попытки их нарастить, всегда уступали в размерах тундровым, потери оленей в них были в целом выше, и лесное производящее оленеводство практически повсеместно не пережило распад Советского Союза. Вместе с тем, роль экологического фактора в формировании различий между производственными системами не стоит и переоценивать: хотя подавляющее количество систем транспортного оленеводства действительно находится в тайге, а производящего – в тундре, существуют и исключения. Так, например, северные юкагиры, нганасаны и энцы исторически имели именно транспортное оленеводство со всеми его характерными особенностями, несмотря на своё проживание в тундровой зоне.
Вторая важная для понимания разницы между системами оленеводства географическая граница идёт с севера на юг, совпадая более или менее с течением реки Енисей. Эта граница делит российское оленеводство на восточное и западное. В специальной литературе обычно пишут, что наиболее существенная разница между ними состоит в наличии (в западном оленеводстве) или отсутствии (в восточном оленеводстве) пастушеской собаки. Эта разница и правда важна, но, во-первых, она относится скорее к традиционному, нежели к современному оленеводству этих двух зон (примерно в середине 20-го столетия пастушеских собак завезли восточным оленеводам, прежде всего оленеводам Чукотки и Камчатки, и выпас с их помощью получил там некоторое распространение), а во-вторых, есть различия, которые, по моему мнению, гораздо важнее использования собаки. Граница по реке Енисей – это прежде всего восточная граница распространения так называемого самодийского оленеводческого комплекса, весьма определённого набора практик разведения и использования северного оленя, изобретённого некогда предками современных ненцев и распространившегося на все другие районы запада нашей страны. К востоку же от этой границы находится зона распространения гораздо более мозаичного и смешанного набора практик, значительно отличающегося от самодийского комплекса. Попробуем взглянуть на эти различия подробнее.
Автор: Кирилл Владимирович Истомин, ИЯЛИ КомиНЦ УрО РАН.
