Венецианцы за полярным кругом. Часть II
История одного кораблекрушения.
Фото: shutterstock
Пьтро Кверини. Книжная миниатюра XVI века.
Встреча с людьми
Наконец, Кверини взял себя в руки и приказал вытащить бот на берег… Он задумал соорудить нечто вроде двух шалашей, где могла бы укрыться команда. Судно тут же было разрублено на две части, а паруса и старое платье моряков пошли на крышу этого своеобразного чуда архитектуры. По-видимому, бот был разломан наспех, без какого либо плана, так как в одной «хижине» разместилось тринадцать человек, а в другой только трое[1]. Затем в хижинах развели огонь, для чего помимо досок использовали корзинки, где раньше была провизия.
Теперь проблем с отоплением не было: венецианцы разрубали доски на поленца и поддерживали таким образом огонь. Впрочем, у этого обогрева была и обратная сторона: сырые корабельные доски и смола, которой они были пропитаны, испускали такой густой и едкий дым, что у многих распухли лица. Иные из-за этого даже не могли видеть. Но досаднее всего было то, что «теплота» привлекала в хижины множество насекомых, которых люди горстями сгребали с себя и бросали в огонь. По словам, Кверини, эти насекомые объели у корабельного писаря мясо на шее даже до самых костей, отчего он вскоре умер[2].
Что касается питания, то венецианцы собирали по острову моллюсков и вскрывали раковины. Неудивительно, что однообразная пища мало шла на пользу: многие столь ослабели, что едва могли стоять на ногах.
В один из дней слуга Кверини отправился, по обыкновению, собирать раковины. Поднявшись на возвышенное место, он нашел деревянную избу, около которой было много свежего навоза: здесь явно еще недавно пасся скот, а значит, на остров иногда наезжают люди. И снова надежда на спасение замаячила перед несчастными…
На совете было решено перебраться из шалашей, куда все равно проникала стужа, в обнаруженную избу. Однако из 16 только 10 человек имели силы, чтобы добраться до этого более надежного убежища. Кверини пишет, что из тех, кто пошел в сторону избы, - он был «наислабейший между ними».
Дотащившись до дома, моряки очистили его внешний периметр от снега. Внутри изба тоже была «в худом состоянии», и ветер сюда задувал, как и прежде в шалаши, но теперь в людях затеплилась надежда, что летом сюда кто-то приедет пасти свой скот…
Кверини пишет, что по-хорошему надо было влезть на ближайшую гору и оттуда обозреть окрестные острова на предмет близости людей, но ни у кого из его спутников не было на это сил.
Наконец, в следующую субботу морякам улыбнулось счастье: собирая по берегу раковины, они наткнулись на огромную рыбу весом в 200 фунтов (около 90 кг). Трофей тотчас разрубили на куски и отнесли в дом, где оставался ослабевший Кверини. Развели огонь… Кверини пишет, что они не имели столько терпения, сколько нужно для приготовления столь крупной добычи. Более того: голод был так велик, что едва не стал причиной убийства…
Из отчета Кверини следует, что рыбу нашли шестеро, остальные же трое, почуяв запах жареной рыбы, вообразили себе, что их товарищи хотят присвоить добычу. Пустой желудок возбудил в них такую ярость, что они решились, если в дележе им будет отказано, устроить поножовщину… К счастью, до этого не дошло: их мудрый начальник «отвратил их от такого бесчеловечного намерения» и убедил шестерых моряков поделиться добычей с товарищами.
Гигантскую рыбу ели четыре дня, и как только заметили, что мясо заканчивается, Кверини установил ежедневную норму, благодаря чему рыбный рацион был растянут еще на десять дней.
Удивительно, сколь вовремя Провидение послало морякам пропитание: как только они обнаружили рыбу, остров накрыла продолжительная непогода, сопровождаемая снегом и бурей – не то что за раковинами, из избы и вовсе нельзя было выйти. Кверини пишет, что они бы все умерли с голоду, если бы не это посланное Господом мясо… Удивительно и другое: как только рыба была съедена, непогода, как по мановению, стихла. Как будто кто-то сказал им: «Я помог вам в самый трудный момент. А теперь выходите из своего убежища и боритесь за свою жизнь сами!».
Увы, силы у всех были уже на исходе. Моряки снова вернулись к своим раковинам и моллюскам; обогревали же себя коровьими лепешками, которых использовали вместо топлива, благо, их было достаточно.
Сушка трески на Лофотенских островах. Современное фото.
Далее Кверини описывает детали спасения команды, точнее, события, которые этому предшествовали:
«На другом каменном острове, около 8 Итальянских миль от того места, где они жили, между прочими рыбаками был человек, имеющий двоих сыновей, из коих одному ночью приснилось, будто бы два теленка, потерявшиеся еще прошлым летом, перешли на остров Санти[3], и их там можно найти… Утром подросток рассказал отцу свой сон, и тот, сев в рыбачью лодку, переехал с сыновьями на упомянутый остров и пристал прямо к тому месту, где были чужестранцы. Старик остался в лодке, а сыновья сошли на берег, где они вскоре увидели дым от огня, который те развели в избе. Сие обстоятельство привело их в великое удивление, поскольку знали, что сей остров был необитаем».
Между тем голоса подростков услышал один из моряков – Христофор Флоравант. Он с удивлением спросил товарищей: не слышат ли они человеческую речь? На это штурман отвечал: «Чаю, это проклятые вороны, кои криком своим дают знать, что они надеются нас также съесть, как уже начали расклевывать умершего нашего товарища; ибо за несколько дней пред тем видели их множество на трупе умершего их спутника сидящими и производящими великий крик».
Однако голос снова повторился… Это был отчетливый человеческий голос!
Флоравант выскочил наружу и тут же вернулся. «Радуйтесь! - закричал он. – К нашему спасению идут два человека!».
Разумеется, все выбежали из избы… Тут пришла очередь изумляться подросткам: они увидели много незнакомых изможденных людей, лица которых были черно-желтые. Они более походили на тени, нежели на людей. Тем более, несчастные венецианцы стояли недвижимо и безмолвно. Они молча глядели на подростков, не в силах выговорить ни слова… Наконец, один из них дал понять мальчишкам знаками, что они умирают с голоду и не имеют оружия, - чтобы те не опасались их. Подростки произнесли название этого острова – Санти – и знаками пригласили людей следовать к их отцу, который ждал детей в лодке.
Последний, увидев толпу оборванных шатающихся людей, был изумлен не меньше, чем его сыновья…. Подойдя к лодке, спутники Кверини принялись обшаривать ее в поисках пищи – так велик был их голод! - но ничего не нашли. Тогда рыбак знаками показал, что хочет взять двоих в лодку, чтобы отвезти к себе на остров, откуда те привезут остальным провизию. Услышав это, моряки предложили взять детей рыбака в заложники, на случай, если их хотят обмануть. Но Кверини отклонил этот замысел, заметив, что этим они, скорее, обидят местных жителей, помощь которых им еще понадобится.
Кверини вспоминает, что это счастливое событие выпало на пятницу. Люди, которые уехали с рыбаком, позже рассказывали, что их привезли на остров Кустень, где они тотчас были окружены местными жителями, которые с удивлением рассматривали лохмотья венецианцев. Языковой барьер явно мешал общению, пока один из спасенных – родом из Нидерландов – не стал говорить по-немецки с местным священником Доминиканского Ордена – «природным Немцем». Моряк поведал святому отцу о всех злоключениях команды «Кверины» - от отплытия с Крита до голодной зимовки на необитаемом острове.
В воскресенье – 2 февраля – после службы священник представил своим слушателям двух спасенных моряков и поведал им, в каком состоянии находились эти люди два дня назад, и заметил, что на соседнем острове еще находится часть команды погибшего корабля. Жители Кустеня были так тронуты этими словами, что сначала начали плакать, а затем, выйдя из храма, немедленно снарядили шесть лодок на остров Санти. Перед тем, как отчалить, в лодки накидали съестного, чтобы накормить голодных островитян.
Между тем оставшиеся на острове венецианцы ничего не знали о судьбе двух увезенных товарищей. Уже прошла суббота, наступило воскресенье, но на море никто не показывался.
Прибытие шести лодок было встречено ликованием… Священник, который находился в одном из судов, спросил по-латыни: «Есть ли между вас корабельщик?»[4]. Кверини отозвался, и священник дал ему немного ржаного хлеба. По словам Кверини, ржаной хлеб лофотенский был так вкусен, что показался ему манной небесной, с неба ниспосланной. После этого «корабельщику» преподнесли стакан пива. Затем священник предложил Кверини идти к нему в бот, принадлежащий начальнику или старосте их земли, который был тоже простой рыбак. Кверини взял с собой Франциска Кверини (очевидно, родственника) и Христофора Флораванта, венецианца. Бот отправился на остров Рёст, где жил староста Лофетен, и которому суждено было стать на три месяца убежищем для венецианцев.
Остров Рёст
Кверини пишет, что, когда они прибыли, сын старосты подал ему руку, чтобы перевести через порог дома – настолько он был слаб. Дома его встретили хозяйка со служанкой. Кверини тут же упал перед ней на колени, чтобы поцеловать ей ноги, но та, не привыкшая к такому обращению, тотчас его подняла, повела в теплые покои, где дала выпить чашку сладкого молока, что очень укрепило нашего «корабельщика».
Кверини, которому оказывали чести больше, чем другим, остался жить в доме старосты вместе с упомянутыми двумя товарищами. Остальные же моряки были распределены между другими жителями Рёста. Везде они были хорошо принимаемы и угощаемы… Последнее обстоятельство едва не стало роковым: чтобы укрепить спасенных, жители снесли им много еды, - а те все не могли насытиться… Кончилось тем, что моряки употребляли столько пищи, что их неокрепшие желудки не справились, «отчего они наконец впали в отчаянные болезни, доведшие их почти до смертного одра».
Здесь, к своему стыду, Кверини только и вспомнил о своих товарищах, оставшихся в шалашах, когда остальные перешли в пастушью избу. Узнав, что на острове Санти есть и другие моряки, местные жители тут же отправились во главе со священником на остров, где нашли всех мертвыми, за исключением одного моряка, который вскоре умер. Кверини пишет, что погребение происходило при «благоговейном пении псалмов и других божественных стихов».
В своих воспоминаниях Флоравант сообщает, что на острове Рёст в 12 домах обитало 120 человек, из которых соблюдали церковные обряды 72 жителя; они были католические христиане. Большая часть жителей Рёста занималась только рыболовством, так как на бесплодной земле не росли никакие плоды и не родился хлеб. Впрочем, Кверини отмечает, что лофотенцы были наделены природной смекалкой: они строили отличные лодки, изготовляли посуду, плели корзинки, сети… Сами жители отличались красотой и статностью, обладали хорошим характером и были достаточно богобоязливы. «Они не пропускали богослужения и постов, - пишет Кверини, - не роптали друг на друга и не жаловались, не имели нужды в клятвах и никогда не произносили имени дьявола».
Кверини сообщает, что они с товарищами спали в той же самой комнате, где располагалась семья старосты. В одной обширной комнате помещались три моряка, начальник с женой, их взрослые сын и дочь. Хозяин уходил с сыном на промысел до рассвета, оставляя в постели жену и дочь. По свидетельству Кверини, возвращаясь домой лишь днем, начальник нисколько не опасался, что чужестранцы посягнут на честь его женской половины - настолько здесь царит доверие к друг другу!
Норвежец в праздничной одежде. Гравюра XIX века.
В мае, – когда потеплело - все население Рёста начало ходить в баню. Венецианцам было непривычно смотреть, как мужчины парились вместе с женщинами. В Европе XV века (в отличие, кстати, от России), подобный обычай не практиковался. С другой стороны, когда лофотенки ходили в церковь, то проявляли особое целомудрие: они надевали длинные платья или юбки, а лицо закрывали покрывалом, - так что никто не мог их разглядеть.
Говоря о местоположении Рёста, Кверини отмечает, что остров лежит в 70 милях западнее от крайних мысов Норвегии, которые красноречиво именуются «концом света». Рёст в окружности 3 мили, и он невысок. Три месяца в году на острове царствует беспрестанный день; с июня по сентябрь солнце совсем не заходит. И напротив, с декабря по март здесь стоит беспрерывная ночь.
Что касается рациона, то его основу у островитян составляла рыба. Кверини отмечает, что была это прежде всего треска, которую вялят на солнце без соли, пока она не высыхает до твердости дерева. Перед приемом в пищу ее размягчают обухом топора, так что она делается очень мягка; ее готовят с маслом и разными кореньями. Иногда моряки получали говядину и коровье молоко, к которому примешивали ржаную муку. В итоге пекли нечто вроде хлеба, который, впрочем, Кверини и его спутники не очень-то жаловали. Питье на Рёст состояло из кислого молока (к которому итальянцы не имели привычки) и пива.
В своем отчете Кверини описал домашний быт лофотенцев, создав, сам того не ведая, первое этнографическое описание норвежского архипелага…
«Дома островитян деревянные и круглые, - пишет Кверини, - вверху них, по середине оставляется отверстие, через которое мог бы проходить свет, и которое они в зимнее время покрывают рыбьей кожей, так выделанной, что оная свет пропускает. Одеяние их большей частью состоит из толстого сукна, красного, синего, серого или пепельного цвета, которое привозят им из Дании за дешевую цену. Для укрепления детей и приобучения их стуже, употребляют они странный способ: вскоре после их рождения и, по прошествии четырех дней, кладут их совсем нагих на пол, прямо под отверстием в потолке, и открывают крышку, дабы снег на них мог падать. Сим и другими подобными способами соделываются они крепкого сложения, и могут после того, вышедши из детских лет, сносить морозы, сколь сильны они не были».
Кверини отмечает, что морозы на архипелаге бывают столь жестокие, что он и его спутники, у которых не было теплой одежды, с большими трудами могли защититься от стужи; тем более у итальянцев не было привычки к холодам. По праздникам или воскресным дням - в любую погоду – они шли в церковь, «отстоящую на добрую половину Итальянской мили»... Кверини не устает благодарить Божий промысел за то, что они перенесли эти полярные морозы благополучно.
Лофотенские рыбаки. Современное фото.
Одновременно он удивляется тому, что на протяжении трех месяцев матросы никак не могли насытиться и «принимали несказанное множество пищи, по обыкновению той земли состоящей из мяса, масла, трески и чрезвычайной величины палтусов; однако никто из нас не умер». Впрочем, нередко его люди переедали и оттого «делались больными»; единственное лекарство, которое они тогда употребляли, было свежее коровье молоко, которое пили еще теплым. Благо, островитяне содержали по 5-6 коров на каждую семью.
[1] Тогда были живы все 16 моряков, из которых, как мы знаем, четверо в скором времени скончались.
[2] Несмотря на свой статус северного оазиса, местные насекомые и сейчас досаждают туристам: «По пути от пляжа к автостоянке нас выбесили тучи насекомых, невесть откуда взявшиеся на наши головы», - говорится в одном туристском отчете о поездке на Лофонтены. С другой стороны, трудно сказать, о каких насекомых идет речь: например, одно из современных описаний Лофотенских островов сообщает, что низкие температуры не способствует размножению здесь насекомых.
[3] Остров, на который впервые высадились спутники Кверина, именовался Санти.
[4] Корабельщик – владелец корабля. В данном случае священника интересовало, кто из них главный.
