«Гиперборейский миф» в русской культуре Серебряного века. Часть II

Гиперборея. Художник Александр Яблоков. Источник: picture-russia.ru

В I-й части было описано, что в русской культуре Серебряного века гиперборейский миф перестал рассматриваться как один из основных в вопросе выбора предка, в отличие от периода Золотого века. Более того, даже внутри «античного пути» он проиграл в конкурентной борьбе «скифству». Тем не менее, элементы гиперборейского мифа в его «классической» и «арийской»¹ составляющих встречаются в литературе Серебряного века.

Все многообразие культуры Серебряного века было представлено в России несколькими крупными течениями модернизма – символизмом и акмеизмом – и авангардизма: русским футуризмом (кубофутуризмом, или будетлянством, и эгофутуризмом). Большинство лидеров основных культурных течений так или иначе использовали элементы гиперборейского мифа в своих произведениях.

 

Русский символизм

Русский символизм – направление в русской культуре, объединившее деятелей различных видов искусства. Для их творчества характерно стремление выражаться посредством аллегорий и символов. Русский символизм, следуя за французским и немецким, провозглашал своим главным принципом эстетизацию жизни, исходя из кризиса позитивного мировоззрения и морали.

В литературоведении принято деление на старших (Бальмонт, Брюсов, Мережковский) и младших (Анненский, Вяч. Иванов, Блок, Белый) символистов. Предшественниками символизма считаются поэты Золотого века: Пушкин, Тютчев, Батюшков, Жуковский.

 

К.Д. Бальмонт. Художник М.А. Волошин. Источник: Wikimedia Commons

 

Первым из старших символистов «гиперборейский миф» использовал Константин Дмитриевич Бальмонт (1867-1942 гг.) в стихотворении «Гипербореи» (Пятое стихотворение в цикле «Антифоны», опубликованном в 1900 году):

 

За горами Рифейскими, где-то на север от Понта,

В странах мирных и ясных, где нет ни ветров, ни страстей,

От нескромных укрытые светлою мглой горизонта,

Существуют и́здревле селенья блаженных людей.

 

Не бессмертны они, эти люди с блистающим взглядом,

Но они непохожи на нас, утомлённых грозой,

Эти люди всегда отдаются невинным усладам,

И питаются только цветами и свежей росой.

 

Почему им одним предоставлена яркая слава,

Безмятежность залива, в котором не пенится вал,

Почему неизвестна им наших мучений отрава,

Этой тайны святой самый мудрый из нас не узнал.

 

Не бессмертны они, эти люди, меж нами — другие,

Но помногу веков предаются они бытию,

И, насытившись жизнью, бросаются в воды морские,

Унося в глубину сокровенную тайну свою.

 

В этом стихотворении Бальмонт продолжает античную версию гиперборейского мифа Золотого века, не обращая внимания на попытки деконструкции этого мифа в 1860-е годы («первые шестидесятые»). Значимо лишь добавление Бальмонта о том, что гиперборейцы скрытно живут среди людей.

Интересно следующее стихотворение того же цикла «Страна исседонов»:

 

На восток от аргиппеев,

Там, в Татарии Великой,

Змей живёт, краса всех змеев,

Многочудный, многоликий.

 

Там, без тягостных законов,

В заколдованной долине,

Жило племя исседонов,

Говорят, живёт доныне.

 

Судьбы их — гиероглифы,

Край их — золотом богатый,

И таинственные грифы

Стерегут тот край заклятый.

 

Восемь месяцев — целебный

Холод дышит над страною,

И летает змей волшебный,

И мерцает чешуёю.

 

Кто туда неосторожно

Из другой страны заглянет,

Тот, — предание неложно, —

В изумленьи камнем станет.

 

Все пути туда закляты,

Возле самого преддверья

Льды восходят, как палаты,

Снег и град, как пух и перья.

 

Камни, золото, и холод,

Закалённая природа,

И никто ни стар, ни молод,

Неизменно в год из года.

 

Только змей в игре извивов,

Золотисто-изумрудный,

Изменяет цвет отливов,

Многоликий, многочудный.

 

В этом стихотворении Бальмонт локализует Гиперборею на Севере, сообщая, что, вероятно, племя исседонов (соседей гиперборейцев) обитает там в настоящее время. Символами Гипербореи Бальмонт видит камни, золото и холод; также он сообщает о мифологическом (или реликтовом) животном – змее, – который там обитает.

 

В.Я. Брюсов. Художник С.В. Малютин. Источник: Wikimedia Commons

 

У одного из лидеров старших символистов Валерия Яковлевича Брюсова (1873-1924 гг.) есть несколько упоминаний гиперборейцев в их классическом понимании. Например, фрагмент из стихотворения «Ода в духе Горация» (1913 год):

 

В равнине скудной сумрачной Скифии,

Где реки стынут в льдистом обличии,

Поэт земли Гиперборейской

Станет моим подражать напевам.

 

Впрочем, в год начала Первой мировой войны Валерий Яковлевич написал стихотворение «Старый вопрос» о выборе предка, где допускал возможность родства русских и индоариев:

 

Не надо обманчивых грез,

Не надо красивых утопий;

Но Рок подымает вопрос:

Мы кто в этой старой Европе?

Случайные гости? орда,

Пришедшая с Камы и с Оби,

Что яростью дышит всегда,

Все губит в бессмысленной злобе?

Иль мы — тот великий народ,

Чье имя не будет забыто,

Чья речь и поныне поет

Созвучно с напевом санскрита?

<…>

Да, так, мы — славяне! Иным

Доныне ль наш род ненавистен?

Легендой ли кажутся им

Слова исторических истин?

 

Д.С. Мережковский. Художник И.Е. Репин. Источник: Wikimedia Commons

 

Несколько раз эпитет «гиперборейский» встречается в прозе Дмитрия Сергеевича Мережковского (1865-1941 гг.). Наиболее интересны «выходец из Гиперборейских стран», герой произведения «Воскресшие боги, или Леонардо да Винчи» (1900 год) – Евтихий Паисиевич Гагара – иконописец из Углича; «гиперборейские грифоны» на митраистской одежде Юлиана Отступника («Смерть богов. Юлиан Отступник», 1895 год) и «гиперборейский умирающий лебедь», который погибает, кружась над океаном, так и не найдя древней родины («Тайна Запада. Атлантида-Европа. 1930 год).

Итак, у Мережковского Гиперборея – часть Русского Севера, гиперборейский грифон – узор на одежде язычника, а гиперборейский лебедь – символ изгнанника, стремящегося на Родину, но умирающего из-за ее отсутствия (характерно, что это написано в эмиграции).

В стихотворении Мережковского «Царскосельский барельеф» (Памяти В.А. Жуковского, 1924 год) есть строки, где поэт сравнивается с Орфеем и где появляется «гиперборейская полночь»:

 

Раз он любил — и уже никогда никого не полюбит;

В льдистой пустыне Рифеевой, в вечных снегах Танаиса,

В полночи Гиперборейской певец одинокий блуждает,

Тщетную милость Аида клянет и зовет Евридику...

 

Младшие символисты. Третье возрождение

Прежде чем перейти к младшим символистам, необходимо рассказать о таком явлении как «Третье Возрождение», которое объединяло Античность и славянскую архаику. Приверженцами данной идеи были антиковед и культуролог Ф.Ф. Зелинский, писатель и историк В.И. Иванов, антиковед Н.М. Бахтин, его брат великий культуролог М.М. Бахтин и другие.

Главный идеолог «возрожденцев» Зелинский учил, что европейский мир пережил два великих Возрождения классической античности: Романское — XIV-XVI вв. и Германское — XVIII-XIX вв. Третье Возрождение, по мнению Зелинского, будет начато в ХХ веке третьим великим европейским народом, т.е. славянами, которые «примут в свою душу семя Античности и сумеют его взрастить». Первое Возрождение вдохновлялось римской античностью, Второе – эллинизмом и аполлонической составляющей античного мифа, а Третье будет опираться на дионисизм.

 

В.И. Иванов. Художник Н.П. Ульянов. Источник: Wikimedia Commons

 

Певцом дионисизма, одним из лидеров символизма и «возрожденчества» был Вячеслав Иванович Иванов (1866-1949 гг.). Его перу принадлежат несколько произведений, соотносимых с гиперборейским мифом.

Не считая переводов с древнегреческого, Иванов написал следующие «гиперборейские» произведения: «Гиперборейская Быль», Taedium phaenomeni («Гипербореи»), а также «Певец у суфитов», куда вошло переработанное стихотворение «Гиперборейская Быль».

Стихотворение «Гиперборейская Быль» (1915 год) из цикла «Лебединая память»:

 

Было время, – помнят саги, –

Аль и саги-то забыли? –

Только лирники да маги

Лицезрят живые были… –

Лебедей у легкой влаги,

У лазурной, царства были.

 

Лебедями слыли люди;

Жили, юны, лета многи;

Вдохновением их груди

Волновали тайно боги

И к неведущим о чуде

Приходили петь в чертоги.

<…>

В снежном перистом уборе,

Убеленным солнцем жизни,

Песнь, созревшую в затворе

Древней думы к юной тризне,

Лебедь пел и прядал в море,

И в лазурной гас отчизне.

 

Знают земли с той годины

Чаровательных гостей,

С каждым – гусель властелины –

Десять вещих лебедей.

Помнит белые былины

Племя Божиих людей.

 

«Певец у суфитов» (начато в Москве в 1914 году, окончено в Риме в 1945 году):

 

<…> Гость, веруем свидетельствам Платоновым.

Привет друзей Гафиза и Руми,

Брат лебедей в священстве Аполлоновом,

В гиперборейской памяти, прими!

 

Taedium phaenomeni («Гипербореи»):

 

<…> Кто познал явлений красоту,

Тот познал мечту гиперборея:

Тишину и полноту

В сердце сладостно лелея,

Он зовет лазурь и пустоту.

 

Что же привнес в «гиперборейский миф» Вячеслав Иванов? Символ лебедя, как хранителя памяти о Гиперборее. Если раньше лебеди, в контексте данного мифа, мыслились лишь как способ передвижения Аполлона в Гиперборею, то теперь они символизируют поэзию и память о «священстве Аполлоновом», т.е. о гиперборейской религии. Более того, влекомые памятью о северном континенте, они летят туда, но, не найдя земли, поют и тонут в море.

 

В голубом просторе. 1918 год. Художник А.А. Рылов. Источник: Wikimedia Commons

 

Интересно, что ранее, в 1910 году, в стихотворении «Атлантида» Иванов «поручал» лебедям похищение/спасение «сердца той земли» (вероятно, Атлантиды), таким образом, лебеди становятся хранителями атлантической традиции. Через этот «лебединый мостик» гиперборейская традиция (аполлоническая религия, античная поэзия, древняя магия) дошла от Гипербореи через Атлантиду до России.

 

А.А. Блок. Фотография 1903 года. Источник: Wikimedia Commons

 

Интересно, что «певец Диониса» Иванов не связывал этого бога с Гипербореей. Это намеревался сделать другой великий поэт-символист Александр Александрович Блок (1880-1921 гг.). В 1906 году Блок сближается с Вячеславом Ивановым и подпадает под влияние его «дионисийской проповеди». Тогда же Блок задумал написать драму «Дионис Гиперборейский». Замысел остался нереализованным, но сохранился в записных книжках: «по крутому извилистому пути среди утесов поднимаются в дальние горы люди в поисках Диониса Гиперборейского». Огонь мирового заката «гонит их все выше и выше». Достигшие «вершин красоты мировой», ее «ледяного безмолвия» люди не знают: «Куда же еще идти?» и начинают роптать «на вождя своего, который сам» пребывает «в глубокой усталости…».

Вождь отвечает, что «став на этот путь, я знал, что немногие останутся со мной. Я никого не могу принуждать следовать путями смелых туда, где в лучах заката почивает наш бог. Смелые, идите за мною — выше, ибо среди этих камней я еще не вижу моего бога. Слабые и усталые, отчаявшиеся в пути, оставайтесь здесь, в последней долине, обреченные на добровольную смерть и на скитания среди обнаженных скал».

В набросках Блока мы видим восхождение группы людей, убегающих от «мирового заката» в поисках Диониса Гиперборейского, который должен находиться на самой вершине ледяной горы. Также прослеживается противостояние готового на все Вождя – жреца Диониса Гиперборейского – и остальных людей (толпы). Интересно, что Дионис Гиперборейский находится не просто на дальнем северном острове, но и на высокой горе.

 

Акмеисты

В полемике с символистами, в том числе с Вячеславом Ивановым, в попытках очистить искусство от туманностей и неясностей родилось новое литературное течение – акмеизм. Лидерами акмеистов были Николай Степанович Гумилев (1886-1921 гг.) и Сергей Митрофанович Городецкий (1884-1967 гг.). Также к акмеистам причисляют Осипа Эмильевича Мандельштама (1891-1938 гг.) и Георгия Владимировича Иванова (1894-1958 гг.).

 

Обложка журнала «Гиперборей», 1913 №8. Источник: Wikimedia Commons

 

Несмотря на то, что Гумилев и Городецкий в начале творческого пути находились под влиянием Вячеслава Иванова, в их поэзии не прослеживается существенного влияния гиперборейского мифа, хотя они и основали печатное издание с названием «Гиперборей». В 1912—1913 гг. было выпущено 10 номеров альманаха. Издателем и редактором был поэт и переводчик М.Л. Лозинский, в квартире которого по адресу Волховский переулок, д. 2 (Васильевский остров) происходили собрания редакции. В 1914 году журнал был преобразован в издательство «Гиперборей», которое просуществовало до 1918 года.

На квартире Лозинского по пятницам акмеисты организовывали веселые вечеринки. Они стали ассоциировать себя с гиперборейцами, так как, согласно одной из версий гиперборейского мифа, последние жили в праздности и, пресытившись жизнью, совершали суицид. Литературный критик В.М. Жирмунский в статье «Преодолевшие символизм» (1916 года) даже называл акмеистов «гиперборейцами», но это наименование не прижилось.

В отличие от «славянофила» Городецкого и «воспевавшего Эфиопию» Гумилева, гиперборейский миф получил развитие в творчестве Мандельштама. В стихотворении «Касандре» 1917 года есть строки:

 

И в декабре семнадцатого года

Все потеряли мы, любя:

Один ограблен волею народа,

Другой ограбил сам себя...

 

Но, если эта жизнь - необходимость бреда

И корабельный лес - высокие дома, -

Лети, безрукая победа -

Гиперборейская чума!

<…>

Касатка милая, Кассандра,

Ты стонешь, ты горишь - зачем

Сияло солнце Александра,

Сто лет назад, сияло всем?

 

Когда-нибудь в столице шалой,

На скифском празднике, на берегу Невы,

При звуках омерзительного бала

Сорвут платок с прекрасной головы...

 

Данное стихотворение – обращение к дочери троянского царя Приама, пророчествовавшей благодаря дару Аполлона и предрекавшей гибель Трои. Парадоксально сочетание в одном стихотворении трех мыслеобразов: «скифского праздника» как революции, Александра Пушкина как солнца Золотого века и образа «гиперборейской чумы».²

Также интересно, что Мандельштам упомянул гипербореев в «Канцоне» 1931 года, вдохновленной путешествием в Армению:

 

<…> Я покину край гипербореев,

Чтобы зреньем напитать судьбы развязку,

Я скажу «села» начальнику евреев

За его малиновую ласку.

<…>

Я люблю военные бинокли

С ростовщическою силой зренья.

Две лишь краски в мире не поблекли:

В желтой — зависть, в красной — нетерпенье.

 

В творчестве О.Э. Мандельштама гиперборейские образы носят негативную коннотацию, поэту там холодно и неуютно, он стремится в теплые края с древней библейской историей. В этом стихотворении Мандельштам символически возвращается к своим религиозным корням: «села» на древнееврейском означает «верую вечно», клятва, что повторяется в конце ветхозаветных псалмов. Под «начальником евреев», возможно, следует понимать Ноя или его сына Сима, так как стихотворение связано с поездкой в Армению, а, по преданию, ковчег причалил к священной для армян горе Арарат, которую, будучи в Армении, можно разглядеть из бинокля. Для получения духовного опыта Мандельштаму необходимо покинуть «край гипербореев», то есть не просто уехать из РСФСР, но и отказаться от своих античных пристрастий.

 

Русский футуризм

Русский футуризм – авангардное течение, на которое повлиял манифест Томмазо Филиппо Маринетти. Виднейшей группой русских футуристов были будетляне (кубофутуристы), которые противопоставляли свое творчество футуризму Маринетти и эгофутуризму Игоря Северянина. Летом 1910 года будетляне (термин предложен Велимиром Хлебниковым) во главе с Давидом Бурлюком также стали называть себя группой «Гилея» (термин предложен Бенедиктом Лифшицем). Гилеей Геродот называл Заднепровскую Скифию. С будетлянами, помимо В.В. Хлебникова (1885-1922 гг.), Д.Д. Бурлюка (1882-1967 гг.), Б.К. Лифшица (1886-1938 гг.) были связаны В.В. Каменский (1884-1961 гг.), В. В. Маяковский (1893-1930 гг.), А.Е. Кручёных (1886-1968 гг.).

 

О.Э. Мандельштам, К.И. Чуковский, Б.К. Лившиц и Ю.П. Анненков. Фотография 1914 года. Проводы Лифшица на фронт. Источник: Wikimedia Commons

 

Несмотря на дружбу с футуристами, в поэзии Лифшица чувствовалось влияние символизма и акмеизма. Он, по сути, находился между будетлянами-гилеянами и акмеистами-гиперборейцами. Рассмотрим его знаменитое стихотворение «Как душно на рассвете века!..» (1925 год):

 

Как душно на рассвете века!

Как набухает грудь у муз!

Как страшно в голос человека

Облечь столетья мертвый груз!

 

И ты молчишь и медлишь, время,

Лениво кормишь лебедей

И падишахствуешь в гареме

С младой затворницей своей.

<…>

Но как изжить начало века?

Как негритянской крови груз

В поющий голос человека

Вложить в ответ на оклик муз?

 

И он в беспамятстве дерзает

На все, на тяги дикий крик,

И клювом лебедя терзает

Гиперборейский Леды лик.

 

В стихотворении опять прослеживается связь Гипербореи и лебедя, но при этом «гиперборейский лик» именно у Леды (сравните имя жены царя Спарты и лёд) – жертвы лебедя (в которого, согласно мифу, превратился Зевс). От совокупления Леды и лебедя родилась Елена Троянская.

 

В.В. Хлебников. Художник В.В. Маяковский. Источник: Wikimedia Commons

 

Велимир Хлебников называл в 1918 году грядущую сельскую Россию «Лебедией будущего». При этом для поэзии Хлебникова очень важен образ Индии. Он называл ее «заповедной рощей», мечтал об «Индии на Волге». Волжский лотос был для него залогом союза трех стран: Индии, России и Японии.

 

Н.А. Клюев. Художник К.К. Иванов. Источник: museum.ru

 

Поэт «новокрестьянского направления» Николай Алексеевич Клюев (1884-1937 гг.) также посвятил ряд стихов духовному взаимодействию Русского Севера и Индостана. Например, в стихотворении «Красный конь» (1919 год) Беломорье сочетается с теплой Индией:

 

Эх ты, сердце наше — красный конь,

У тебя подковы — солнце с месяцем,

Грива-масть — бурливое Онегушко,

Скок — от Сарина Носа к Арарат-горе,

В ухе Тур-земля с тёплой Индией,

Очи — сполохи беломорские, —

Ты лети-скачи, не прядай назад; —

Позади кресты, кровь гвоздиная,

Впереди — Земля лебединая.

 

В «Белой Индии» (1916 год) показан своеобразный путь к крестьянскому счастью:

 

<…> На дне всех миров, океанов и гор

Цветёт, как душа, адамантовый бор, —

Дорога к нему с Соловков на Тибет,

Чрез сердце избы, где кончается свет…

 

В «Звезде Вытегры» (1919 г.) Клюев пояснял свое представление о Белой Индии следующим образом:

В позднем и неоконченном цикле «Разруха. Песни Гамаюна» (1934 г.) есть такие строки:

 

<…> И Север — лебедь ледяной

Истек бездомною волной.

Оповещая корабли,

Что больше нет родной земли!

<…>

Владимира червонные ворота

Замкнул навеки каменный архангел,

Чтоб стадо гор блюсти и водопой на Ганге,

Ах, для славянского ль шелома и коня?!

 

Так своеобразно, без упоминания Гипербореи, Велимир Хлебников и Николай Клюев развивали идею о родстве русских и индоариев. Парадоксальным образом именно для авангардных будетлян и новокрестьянских поэтов, описывавших «новокрестьянскую утопию» – «Лебединую Русь», была значима русская архаика (лубок, икона, древние книги и т.д.). Неудивительно, что для этих поэтов символично обращение к мифологии индоариев, то есть к составляющей арийского гиперборейского мифа.

 

К.В. Вагинов. Фотография около 1920 года. Источник: Wikimedia Commons

 

Вагинов

Константин Константинович Вагинов (1899-1934 гг.), по его собственным словам, в двадцатых годах «состоял почти во всех поэтических объединениях Петрограда», но, при этом, его нельзя однозначно причислить к какой-либо школе. Этот автор произведения «Монастырь Господа нашего Аполлона» (1922 год) был хранителем наследия Серебряного века, его современником и исследователем. Вагинов учился у Гумилева в «Цехе поэтов», входил в «круг Бахтина», позднее сотрудничал с обэриутами.³ Хорошо зная историю Античности, видя крах идей «Третьего Возрождения», Вагинов в 1926 году в неназванном стихотворении написал:

 

<…> В стране Гипербореев

Есть остров Петербург,

И музы бьют ногами,

Хотя давно мертвы.

 

Вагинов смотрит на Ленинград 20-х годов XX века и видит гиперборейский остров Петербург⁴, поэты пытаются писать, но искусство мертво. Гиперборейскую беззаботность сменила гиперборейская тьма. Умер тогда и Серебряный век русской культуры.

 

Выводы. Сопоставление мировоззрения и поэзии

В части I описано, что привнесли наука и псевдонаука в гиперборейский миф Серебряного века. Теперь рассмотрим, что из этих составляющих сохранилось в литературе (главным образом, поэзии) того периода.

Поскольку весь Серебряный век прошел под знаменем символизма или борьбы с ним, то в большинстве произведений Гиперборея и гиперборейцы воспринимались символически – как античная утопия. Возможно, за исключением стихотворений Бальмонта, который допускал, что гиперборейцы живут «меж нами» и их соседи исседоны «живут доныне». После 1920-х годов писатели увидели крах того, чего так и не смогли (или не успели) достичь – крах Славянского Возрождения.

Символисты и их наследники в своих произведениях выбирали и использовали символы, связанные с Гипербореей, и давали им различные трактовки. Гиперборейский лебедь – не только способ перемещения Аполлона, но и хранитель памяти о Гиперборее, также способный к осознанному суициду, как и гиперборейцы. Лебеди – передатчик традиции от Гипербореи к Атлантиде (у Иванова) и далее к Руси. Ледяная гора выступает местом обитания Диониса Гиперборейского (у Блока), напротив кавказская гора (Арарат) выступает антагонистом «гиперборейского края» у Мандельштама.

Если во время Золотого века эпитеты «гиперборейский», «гиперборейское» использовались с положительной коннотацией, то на закате Серебряного века, когда закончились гиперборейский поиск символистов и гиперборейское веселье акмеистов, ситуация изменилась. Появляется несколько негативных словосочетаний: «гиперборейская полночь» (сопоставима с полярной ночью), «гиперборейская тьма», «гиперборейская чума» (сопоставима с крахом гиперборейской цивилизации).

Что касается двух составляющих гиперборейского мифа: античной и арийской, то в поэзии Серебряного века, из-за большой роли Античности в мировоззренческих построениях, развивалась и осмысливалась, в основном, классическая.

 

Обложка сборника «Будем как солнце». Художник Гуго Хёппенер. Источник: Wikimedia Commons

 

Новый арийский гиперборейский миф просто не успел стать частью литературы Серебряного века. В начале XX века еще были попытки вписать славян в контекст арийских народов, и прослеживалось русско-немецкое сотрудничество. Например, в 1903 году вышел сборник Бальмонта «Будем как солнце», иллюстратором к которому выступил Гуго Хёппенер (Фидус) – известный деятель германского националистического движения фёлькише, натурист и теософ. По мере приближения к Первой мировой войне, немцы все больше узурпировали арийскую Гиперборею. Даже символисты стали иногда ассоциировать Северные земли с германцами (Брюсов «Ultima Thule» и Иванов «Гиперборейская Быль»). После 1917 года и Гражданской войны гиперборейский миф воспринимался эмигрантами и оставшимися в Советской России деятелями Серебряного века, как символ упадка порядка и конца времен.

Элементы арийского гиперборейского мифа, в виде постулируемого родства славян и индоариев, сохранились у будетлян и новокрестьянских поэтов (Хлебников, Клюев и др.). Причем истоки родства славян и индоариев искали как в Арктике, так и на Востоке (в Гималаях, в Шамбале).

 

Постскриптум

В 30-е годы и далее «гиперборейский миф» практически исчезает из высокой русской литературы. Можно вспомнить его отрицательные постницшеанские коннотации в повести Алеся Адамовича «Каратели (Радость ножа, или Жизнеописания гипербореев)» 1981 года. Однако, элементы «гиперборейского мифа» были использованы в малоподцензурной ранней советской фантастике и неподцензурной поэзии Русского рока.

 

***

Автор: В.В. Кондаков, историк, специально для GoArctic

 

Примечания:

¹ Необходимо объяснить разницу между употребляемыми терминами «арийцы» и «индоарии». Индоарии – народы, говорящие на индоарийских языках (хинди, урду, бенгали и т.д.), населяющие в настоящее время, преимущественно Индостан, и их предки. Арийцы - историографический термин XIX-XX веков, под которым подразумевалась общность, наделяемая разными признаками, в зависимости от конкретного случая. В основном, под арийцами подразумевались европеоиды, говорящие на индоевропейских языках.

² «Гиперборейской чумой» названа постмодернистская трилогия Андрея Лазарчука и Михаила Успенского, написанная в 90-е годы. Главным героем является выживший Н.С. Гумилев, противостоящий немецким оккультным обществам.

³ Одно из поздних употреблений эпитета «гиперборейский» в форме словосочетания «гиперборейский интернат» зафиксировано в произведении обэриута Заболоцкого «Рубрук в Монголии» 1958 года.

⁴ Интересно, что в период между Золотым и Серебряным веком в 1859 году Некрасов уже помещал Петербург в Гиперборею в стихотворении «Дружеская переписка Москвы с Петербургом»:

На дальнем севере, в гиперборейском крае,

Где солнце тусклое, показываясь в мае,

Скрывается опять до лета в сентябре,—

Столица новая возникла при Петре.

Возникнув с помощью чухонского народа

Из топей и болот в каких-нибудь два года,

Она до наших дней с Россией не срослась:

В употреблении там гнусный рижский квас,

С немецким языком там перемешан русский,

И над обоими господствует французский,

А речи истинно народный оборот

Там редок столько же, как честный патриот!