Кожаные крылья и костяные топоры: традиционное военное дело народов Арктики

Доспехи и оружие чукотского воина в экспозиции Российского этнографического музея (Санкт-Петербург). Хорошо видно характерное «крыло» кожаного панциря.

Арктика, при всей суровости её природы, осваивалась человеком с глубокой древности. Обитатели Крайнего Севера планеты приспосабливались к холоду, учились охотиться на арктических зверей и птиц, придумывали особые виды транспорта, удобные для местных условий. Эта работа продолжалась тысячи лет, и всё это время по всей Арктике – и Евразийской, и Североамериканской – люди не только осваивали технологии выживания, но и воевали друг с другом.

Эти войны нашли отражение в легендах и мифах народов Арктики, некоторые следы военных практик сохранились в полярной археологии, а в Новое время, в эпоху широких контактов европейцев с арктическими народами, появились и письменные свидетельства о том, как воевали на Севере. Наш рассказ – о военных традициях коренных обитателей Арктики.

Как они воевали?

Есть ли какие-то особенности ведения войны, присущие всем коренным обитателям Севера? Несмотря на разное происхождение и разную материальную культуру арктических народов, выделить такие особенности вполне можно. Первой общей чертой древней арктической войны будет маленькое число участников боестолкновений. Арктические сообщества людей никогда не были большими, и чем дальше к северу жили эти народы, тем меньше были их группы. Численность зависела и от экономики племён – сообщества охотников-собирателей, живших в условиях постоянной угрозы голода, бывали меньше, чем сообщества оленеводов.

Другая общая «военная» особенность арктических народов заключается в их «воинском этосе» или военном менталитете – то есть в психологическом восприятии войны, отношении к ней, военным обычаям. Этот менталитет был в известной степени двойственным. С одной стороны, коренные жители Арктики были, безусловно, воинственны: у всех них, включая индейцев-атапасков северной Канады и Аляски, есть героические сказания о воинах, а в историческое время все тем или иным образом сражались – и с европейцами, и друг с другом. Нападения нередко заканчивались истреблением побеждённых, были известны народам Арктики и жестокие пытки. С другой стороны, все эти народы не умели, в отличие от европейцев, биться долго и стойко.

Главным условием успеха на войне для них была внезапность нападения. Объектом такого нападения становился вражеский лагерь, селение, стоянка, а целью – убийство мужчин, захват женщин и детей (впрочем, и их порой убивали), а также оленьих стад, которые для народов, знавших оленеводство, были величайшей ценностью. Если нападение превращалось в бой с врагом, то этот бой сразу же распадался на ряд отдельных схваток, в которых каждый воин мог проявить свои качества. Естественно, в таких условиях на первый план выходила физическая сила и ловкость бойца, его умение владеть оружием. Вот почему типичным героем «военных» сказок и мифов Севера является силач, а также «вражеский силач». По преданиям юкагиров, в старину в каждой кочевой общине был свой «сильный человек», своего рода штатный герой, в чьих руках сосредотачивались вопросы обороны. 

Правильного строя, сколько-нибудь сложной организации и системы управления не было – это и не требовалось в условиях небольшого числа бойцов. Поэтому продолжительный бой, стойкое сопротивление врага способствовали быстрому отступлению нападавших. Ещё быстрее деморализовала арктических воинов смерть предводителя – того самого условного силача, героя.

Интересно, что и в мифологии арктических народов известны сюжеты, когда богатырь одерживает победу, убив начальника врагов. Так поступает, например, корякский силач Кэчгынкатъяв: «Вон тот негодяй, наверное, старший у них. Самую жирную грудинку ест! – подумал Кэчгынтакъяв. Тотчас нацелил на него лук и выстрелил. Попала стрела во врага, и убила насмерть» [1]. И враги обратились в бегство (правда герою пришлось дополнительно напугать их криками, создавшими иллюзию большого войска).

Оружие и доспехи

Обратим внимание на оружие, которым Кэчгынкатъяв одолел супостата. Это боевой лук. Именно его с полным правом можно назвать главным оружием древней Арктики.

Лук известен у всех народов, живших в лесотундре, тундре и на побережьях. Сохранилось довольно много рисунков луков и стрел, сделанных самими аборигенами на русских документах XVII века – такие рисунки служили «знамёнами» (тамгами), личными знаками, с помощью которых удостоверялись, например, списки плательщиков ясака (мехового налога) или просьбы-челобитные, которые можно было подать в русском зимовье. При всей условности таких рисунков, эти тамги довольно точно передают форму лука с выступающими костяными накладками на концах.

Тамги колымских юкагиров в виде изображения лука со стрелой (по Ю.Б. Симченко [2])

Герои мифов часто используют лук: бой обязательно начинался именно с перестрелки из луков. Как мы уже видели, старались поразить предводителей, «силачей». А в эскимосской сказке о нунагмитском ките враги используют лук, чтобы потопить кожаную лодку-байдару: «Приблизились нунагмитцы к берегу, а мамрохпагмитцы с криком выскочили из засады, и начали стрелять по байдаре. Продырявили байдару стрелами, залило байдару водой, и утонула она со всеми людьми. Так отомстили мамрохпагмитцы за своего человека» [3].

Чукотский лук. Рисунок из альбома, посвящённого путешествию Ф.П. Литке на шлюпе «Сенявин». 1836 г.

Искусству владения луком обучали с самого раннего детства. В сказке кереков «Мальчик с луком» говорится: «Раньше мальчик только начнёт ходить, отец ему сейчас же лучок сделает, чтобы упражнялся в стрельбе». Мальчик из сказки в итоге научился стрелять так хорошо, что при нападении воина-врага сумел попасть тому в оба глаза, а вот убить не смог – слишком маленький… И побеждённый противник покончил с собой, бросившись на собственное копьё (самоубийства при поражении у палеоазиатских народов тоже были характерной частью воинского этоса и отмечались русскими наблюдателями).

Костяные наконечники чукотских стрел (по Д. Ухтомскому [4])

Боевые луки были мощнее и больше охотничьих. Конструкция луков была сходной по всему Северо-Востоку и шире – по всему Сибирскому Северу. Составной лук делался из двух деревянных планок (обычно использовались берёза и лиственница), склеенных рыбьим клеем; вдоль спинки лука клеили сухожилия, на концы ставили костяные накладки с пазами для тетивы. Тетивы у арктических народов делались чаще всего из скрученных полосок кожи.

Наконечники стрел отличались большим разнообразием, особенно с тех пор, когда русские торговые люди стали активно завозить для обмена железо и готовые наконечники. Традиционным материалом была кость, наконечники из кости могли иметь огромные размеры, достигая длины двадцати и более сантиметров!

Чукотские кожаные колчаны (по Д. Ухтомскому [5])

Оружие ближнего боя в Арктике не отличалось большим видовым разнообразием – это копьё и топор. А вот с точки зрения материала разброс всё же был. Если на западе Сибири, в тундрах низовий Оби и Енисея, железное оружие было известно с древности, то на крайнем северо-востоке русские первопроходцы застали настоящий каменный век. Конечно, народы Чукотки, Камчатки и северо-восточной тундры от Лены до Колымы развивались не в изоляции, и железные изделия до них всё же добирались через соседей с юга. Но преобладали камень и кость. Именно костяное оружие чаще всего упоминается в мифах и преданиях народов этой области Арктики. Юкагирские воины использовали копья с наконечниками из лосиных рёбер, а в корякских легендах можно встретить и костяные топоры: «Кончились стрелы, копьями стали биться. Ымка сильно озлобился, бросил копьё, вынул топор и бросился на врагов. Начал рубить вражеские головы костяным топором. Однако неправильно ударил, в открылок панциря засадил топор. Ещё больше разъярился. Мотает из стороны в сторону врага, в открылке панциря которого завяз топор. Не может топор высвободить, поэтому вместе с топором и мотает того врага» [6].

Чукотская праща. Рисунок из альбома, посвящённого путешествию Ф.П. Литке на шлюпе «Сенявин». 1836 г. Праща для метания камней была характерным чукотским метательным оружием наряду с луком

Не факт, что под «костяным топором» здесь подразумевается именно топор, а не его рукоять – сам топор мог быть и каменным. Костяные топорища хорошо известны, например, на Аляске: местные индейцы делали их из рога северного оленя, вставляя в роговую рукоятку небольшие каменные острия. Такие томагавки племени атена можно увидеть, например, в Музее антропологии и этнографии (Кунсткамере) в Санкт-Петербурге.

Топоры в качестве оружия упоминаются и в описаниях первопроходцев. Когда Семён Дежнёв, первооткрыватель пролива между Азией и Америкой, зимой 1650-51 гг. вынужден был штурмовать в низовьях Анадыря небольшое укрепление народа анаулов, те защищались копьями и топорами, насаженными на длинные древки. Правда, материал топоров из рассказа нашего морехода неясен.

Корякский воин в металлическом панцире с тем самым «открылком». Фото из материалов американской Джесуповской экспедиции (1890-е гг.)

В сказке про силача Ымку упоминается не только наступательное оружие, но и характерный доспех палеоазиатов – кожаный панцирь, набранный из широких полос моржовой или тюленьей кожи. Панцирь имел дополнительную деталь – «крыло», защищавшее плечи и спину бойца. Поворачиваясь корпусом к врагу, воин мог использовать крыло как полноценный щит, что и проделал враг Ымки (он не только избежал удара топором, но и поразил героя копьём). Кроме кожаного доспеха, обитатели Чукотки знали и пластинчатые доспехи, связанные из костяных или металлических пластинок. Доспешный металл получали главным образом путём обмена с русскими, а до их прихода – с более южными соседями, от них же, вероятно, была усвоена и сама конструкция таких панцирей и сборных шлемов, которые весьма напоминают некоторые центральноазиатские образцы.

«На оленях что на конях гоняют…»

Если представить себе циркумполярную (то есть с полюсом в середине) карту расселения коренных народов Арктики, мы увидим, что большинство их – кочевники. Только сообщества морских зверобоев относительно жёстко привязаны к конкретным районам побережья, а все остальные живут в движении. Охотники перемещаются по тундре и лесотундре в поисках крупных копытных – лосей и оленей, оленеводы кочуют с зимних пастбищ у границы леса на летние у берегов океана. Кто-то перемещается пешком, кто-то на собаках или оленях. От транспортных практик зависит и война – на чём кочуют, на том и воюют.

Контролировать подвижное общество, способное быстро перемещаться и быстро собираться с большой территории в случае военной опасности, очень тяжело. Об этом не раз писали русские первопроходцы и начальники зимовий XVII века, жалуясь на «малолюдство» – недостаточное число казаков. Плательщики ясака при каких-то неудобствах просто меняли район кочевания – и всё, их уже было очень сложно отыскать. Оставалось писать в Якутск: «откочевали неведомо куды…»

«Самоед» (ненец. – М.С.). Рисунок из книги И.Г. Георги «Описание всех обитающих в Российском государстве народов». 1799 г.

Наибольшие сложности, конечно, вызвали оленеводы – самые быстрые, самые подвижные из кочевников Арктики. В XVII столетии в Сибирской Арктике сложились два очага противостояния русской администрации с культурами оленеводов – низовья Оби и Чукотка.

На западе кочевники-ненцы («воровская самоядь») атаковали русские остроги, нападали на промышленников в их зимовьях, громили поселения ясачных остяков (хантов). Особенную ненависть у тундровиков вызывали русские суда – кочи (на них передвигались военные отряды), если такое судно выбрасывало на берег бурей – его сжигали, команда, скорее всего, оказывалась перебитой, а грузы – разграбленными.

Юрак. Рисунок из альбома Г.Ф. Паули «Этнографическое описание народов России». 1862 г. Ненцы-юраки кочевали между реками Таз и Енисей

При этом сами ненцы тоже платили ясак – но не все и не всегда. Один и тот же род мог некоторое время быть лояльным (или производить такое впечатление), а потом внезапно «заворовать». Оленные стада обеспечивали ненецким отрядам не только мобильность, но и пропитание – они могли позволить себе продолжительные осады остяцких городков.

На крайнем северо-востоке так же обстояли дела с чукчами, с той лишь разницей, что те вовсе никогда не соглашались на выплаты ясака. Основную военную силу чукчей обеспечивали именно «оленные», обитавшие в тундрах севернее Анадыря.

Оленные чукчи. Рисунок из альбома Г.Ф. Паули «Этнографическое описание народов России». 1862 г. Мужчина на этом рисунке вооружён луком

И ненцы, и чукчи в качестве транспорта использовали нарты, но чукотские нарты были легче ненецких. Был в истории арктических войн и аналог настоящей кавалерии! У тунгусских народов, обитателей сибирской тайги, оленеводство носило не крупностадный, как у ненцев и чукчей, а транспортный характер. Оленей было меньше, а сами животные – крупнее, чем в тундре. На таком олене можно было ездить верхом – именно так кочевали и воевали эвенки и эвены. «На оленях что на конях гоняют», – писали русские служилые люди, столкнувшиеся с такой своеобразной «оленницей» [7] на реке Оймякон, в области эвенов. Возможно, подобные практики войны на оленях существовали и у юкагирских племён лесотундры – недаром они порой атаковали русские зимовья совместно с отрядами эвенов.

Якут. Рисунок из книги И.Г. Георги «Описание всех обитающих в Российском государстве народов». 1799 г. Якут вооружён пальмой – широким ножом на древке. Это оружие было широко распространено на востоке Сибири, включая арктические области

«А острог у них поставлен большой…» – традиционная фортификация

Слово «инфраструктура» первоначально возникло в языке военных и обозначало различные сооружения, необходимые для ведения войны. Конечно, сейчас мы относим к инфраструктуре очень много разных конструкций, далеко не всегда связанных с войной, но всегда предназначенных для обеспечения жизни людей. И если мы попробуем проследить развитие инфраструктуры в глубину веков (даже глубже появления государств!), то самыми древними её элементами окажутся именно военные постройки (впрочем, с ними могут посостязаться в возрасте и культовые сооружения).

Народы Арктики не были исключением – именно для защиты от врагов они стали строить укрепления, возведение которых требовало усилий сразу всего рода или племени. Этнографы уже не застали у них таких сооружений в исправном виде, но русские первопроходцы эти сооружения видели, и не только видели, но и брали штурмом, хотя строили эти «острожки» обитатели Севера не от русских, а от своих традиционных врагов – таких же аборигенов.

Наиболее развитую фортификацию русские застали у коряков. На каменистых возвышенностях те строили из земли, камней и деревьев мощные укрепления, в которых можно было выдерживать довольно долгую осаду, отстреливаясь от врага из луков. Главной проблемой и для осаждённых, и для осаждающих были запасы продовольствия. Каменно-земляные крепости коряков вполне могли отразить разовый удар врага, но правильной и долговременной осады всё же зачастую не выдерживали. Но ведь традиционная военная культура и не предусматривала длительных осад и сложных штурмов.

Об острожках юкагиров известно меньше, однако они были. Такое укрепление в 1650-х гг. существовало в верховьях реки Алазеи. Это сооружение стояло в лесотундре, а материалом для него, скорее всего, служили земля и бревна. Здесь в 1651 году произошёл бой между отрядом русских казаков Алазейского зимовья и мятежными юкагирами под предводительством вождей Коллы и Тойты. Из русских документов известно, что острог был большой – «в обе стороны человеку доброму стрелить мочно», то есть примерный диаметр укрепления был не меньше ста метров, а скорее всего – около ста пятидесяти! При этом стены острожка алазейских юкагиров были невысокими – поставив рядом своё укрепление, русские смогли стрелять в него сверху. В острожке юкагиры укрылись вместе со стадом оленей, и именно ранения оленей стали причиной того, что восставшие всё-так сдали острожек русским, при этом один из вождей убежал, – потому что из-за больших размеров укрепления окружить его полностью небольшой русский отряд не мог.

Но постройка постоянных укреплений – дело всё же долгое и сложное, и чаще обитатели Арктики использовали временные укрепления из саней, выставленных по периметру лагеря. Такая импровизированная защита больше соответствовала кочевому образу их жизни.

***

М.А. Савинов, кандидат истор. наук, Балтийский государственный технический университет «Военмех», специально для GoArctic

Примечания: 

1. Сказки и мифы народов Чукотки и Камчатки. Сост., предисл. и примеч. Г.А. Меновщикова. М. 1974. С. 467.

2. Симченко Ю.Б. Тамги народов Сибири XVII века. М., 1965. С. 192.

3. Сказки и мифы народов Чукотки и Камчатки. С. 107.

4. Ухтомский Д. Чукотские стрелы. Ежегодник Русского антропологического общества при Санкт-Петербургском университете. СПб, 1912. Т. IV. С. 106.

5. Там же. С. 119.

6. Сказки и мифы народов Чукотки и Камчатки. С. 468.

7. Такой термин предлагает исследователь военной культуры народов Севера А.К. Нефёдкин: Нефёдкин А.К. Военное дело ламутов в XVII–XVIII вв. // Этнографическое обозрение. 2014. № 5. С. 104.