Крупнотабунное оленеводство. Дикий север как дикий запад

Автор фото Николай Гернет. GeoPhoto.ru


Окончание. Начало здесь, продолжение здесь.

Ханты как ненцы

С возникновением крупных стад домашнего оленя стал цениться человеческий ресурс. Решение голодной проблемы вдохновило таёжных жителей на выход в тундру – в надежде на лучшую жизнь. В ненецком языке ханты, манси и селькупы называются одним словом – хаби, «работник», то есть масса таёжного населения пошла к ненцам наниматься пастухами. Ненцев как прагматиков особо не интересовало происхождение нанятых пастухов, поэтому в рецептах дальнейшего счастья у работника обычно стояла женитьба на дочке хозяина, если пастух вызывал серьёзное доверие. Вероятно, подобным образом возникли ненецкие рода Лар, Неркаги, Няданги, Салиндер, Тибичи, о которых известно, что они хантыйского происхождения. Самый известный из них – Салиндер – имеет описательное название: жители песчаных кос, безоленные рыболовы.

На территории сургутских хантов, к северу от Оби, в бассейне реки Тормаган находится большая лесотундровая проплешина. На ней местные ханты устроили своё оленеводство по ненецкому образцу, и оно существует до сих пор. Говорят местные оленеводы по-хантыйски, и сохраняют хантыйские верования, а всё остальное у них – ненецкое.

           

Новое имущество

Появление на пространстве тундры у ненцев крупных стад домашнего оленя означало кардинальную перемену в их жизни: домашний олень стал тем движимым имуществом, которое можно обменивать, продавать и накапливать, то есть у оленеводов возникли излишки поголовья. Народ начал богатеть. Можно было бы добавить, что при этом сильно расширился диапазон между нищим и зажиточным населением европейской тундры. Однако тут сработали родственные связи по взаимопомощи. Известный исследователь отечественного Севера В.П.Евладов, работавший в конце 1920-х на Ямале, писал: «бедный ненец не считает себя бедным, если у него есть богатый родственник». Обычный способ существования в этом русле: брать оленей на год – для обучения ходить в упряжке. Таким способом ты решаешь свою транспортную проблему, пока у тебя не вырастет собственное стадо.

 

Рынок

Колонизация и освоение российского Севера и Сибири были изначально связаны с государственным интересом к пушнине, которая ценилась в цивилизованных странах (не только Европы). В начале XVIII века, когда в лесной зоне в качестве первосортной пушнины был выбит соболь, возник спрос на второсортную пушнину – белку и песца. Песец, по большей части, – тундровый зверь. Его шкурка служила универсальной валютой по всему пространству, где велась его добыча. То же самое можно сказать про домашнего оленя в зоне обитания оленеводов и их соседей: практически безотходный зверь (песцом же сами обитатели Севера в своём хозяйстве особо не пользовались).

Скотоводы-кочевники отличаются от оседлых культур сокращением своих технологических возможностей (например, гончарного обжига). У тундровиков-оленеводов эти возможности сокращены из-за отсутствия леса (в тёплые времена года), поэтому издавна была налажена торговля с лесной зоной. К примеру, советский этнограф А.А. Попов, работавший в 1930-е гг. на Таймыре, пишет, как один нганасан купил себе якутскую деревянную лодку за тринадцать песцовых шкурок, одну волчью шкуру и шесть оленей. Попов пишет, что такие лодки на Таймыре ценились – даже если они имели щели, их все равно покупали. Щели потом можно было залить смолой. Если какое-то подходящее дерево для небольших изделий в лесотундре найти несложно, то доски (тонкие – для нарт, толстые – для пола в чуме) всегда привозились из леса. Долганское зимнее жилище, ставшее традиционным, – балок – было привозным. Его невозможно построить в лесотундре. А для лесных соседей дефицитом всегда были выделанные оленьи шкуры – на одежду и постель.

Появление крупных оленьих стад способствовало оседанию у богатых оленеводов более универсальной песцовой валюты. Она приобреталась у бедных соотечественников, занимавшихся песцовым промыслом, в обмен на тех же оленей. Её теперь можно было возить с собой, в грузовых нартах.                

 

Ненецкий плач

В ненецком героическом эпосе есть много песен под общим названием ярабц. Это название – производное от яр, «плач». Подобные песни есть у энцев, нганасан и коми-зырян, то есть всех тех, кто соприкасался с ненцами и энцами в тундре. Дальше аналоги отсутствуют. Характеристику этого жанра можно обозначить как «песни о злоключениях и страданиях героя». По оформлению деталей эти песни выглядят подкупающе реалистичными, по сюжету – это боевик. Причина конфликта – избыток оленьих стад; удачливый и щедрый оленевод уничтожается сворой негодяев, которые делят между собой его стада, и восстановление справедливости падает на следующее поколение.  Обычно ярабц начинается с детства главного героя (как правило, он живёт с матерью или бабушкой и старшей сестрой в непролазном ивняке по руслу речки): родные скрывают его место обитания, потому что за ним охотятся враги, убившие его отца, опасаясь мести героя в будущем. Враги отца их всё-таки находят, и дети спасаются бегством, терпя невообразимые лишения, во время которых герой вырастает и становится богатырём. Сюжет очень динамичный. Скитаясь по тундрам, дети неожиданно обретают себе покровителей и союзников. В результате, после долгих умопомрачительных сражений, герой побеждает врагов и со своими друзьями делит их стада, занимая их пастбища, которые когда-то принадлежали его предкам. И так до следующего вооружённого конфликта, потому что здесь все вопросы решает сила.

 

Дикий север как дикий запад

Всё это напоминает боевики про Дикий Запад. Вряд ли надо специально объяснять, что не следует ставить знак равенства между художественной литературой (устной, кино – не важно) и действительностью. Вопрос: почему Дикий Север оказался так похож на Дикий Запад? Ответ здесь гипотетический: в миграции из разорённого государства элита стремится воссоздать государственную структуру на новой территории (как это случилось с Пегой Ордой). Если в миграции элита отсутствует, то прочим слоям мигрантов государство не нужно. Прагматика выживания ограничивается элементарными вещами. Нечто похожее случилось с Диким Западом: туда было выдавлено сельское население Англии во время разбойничьей эпохи «огораживания», а потом к ним добавились такие же низы из прочих неблагополучных стран Европы. Теоретически, на Диком Западе государственная власть имела место, но в эту эпоху она не особенно влияла на жизнь колонистов. То же самое можно сказать и про Дикий Север – некоторые отечественные исследователи связывают возникновение крупнотабунного оленеводства у ненцев с вхождением Европейского Севера в состав Государства Российского. В этом, вероятно, есть правда – государство должно защищать своих граждан от бандитизма, но как это можно себе технологически представить на Крайнем Севере до середины XX века? Конфликт ненцев с энцами и нганасанами (три «самоедских» войны!), в результате которого энцам пришлось уйти с Тазовского полуострова на Таймыр, прошёл без явного ведома российской администрации.   

 

Зырянский капитализм

Считается, что русские и коми вышли осваивать тундру вместе и там обнаружили у ненцев большие стада домашнего оленя. Вероятно, это случилось в начале XVII века. И русские, и коми поняли, что это реальный капитал. Поэтому они занялись покупкой оленей у ненцев и формированием собственных стад. Соответственно, пастухами этих купленных стад стали те же ненцы. Толку от этого оказалось мало: нанятые пастухи не проявляли должного усердия, и капитал не рос. Тогда коми пришли к выводу, что надо переходить на ненецкий образ жизни. Первые коми-оленеводы появились во второй половине XVII века.

Коми, как публика неместная, овладев новым транспортным ресурсом, взяли на себя торговлю. В результате ненецкий мир стал нам известен через коми-ижемцев (или зырян): слова «чум», «аргиш», «хорей» – зырянские. Так же как и в ненецком языке хлеб – «нянь». Поэтому особенностью зырянского оленеводства оказалась привязка к северным посёлкам, где у зырянских торговцев и оленеводов находились склады с товарами. Много позже, в XX веке, при коллективизации эта модель была взята в качестве образцовой для организации оленсовхозов.

Если у ненцев было принято по-детски любоваться своим оленьим богатством, позволяя ему свободно расти, то коми к своим оленям относились без сантиментов, раз в год жёстко выбраковывая поголовье, переводя живых оленей в мясо на продажу, всё время увеличивая рыночные обороты, делая деньги из всего, что может дать домашний олень. Например, в зауральском поселке Саранпауль (по-мансийски «Зырянская деревня») в конце XIX – начале XX века из оленьих рогов варили отличный клей. В итоге к концу XIX века за коми-ижемцами закрепился титул «королей тундры». Их статус вдруг оказался настолько высок, что в начале XX в. среди абсолютно самодостаточных ненецких богатеев было принято искать пути по паспортному переписыванию в коми. Одновременно российскую администрацию забрасывали жалобами о зырянском произволе в тундрах, стравливании зырянами ненецких пастбищ. Российская администрация даже нередко реагировала, и зыряне оказывались под разного рода запретами и выселениями.

С зырянами оказалось связано дальнейшее развитие оленеводческих технологий. Вероятно, зыряне научили ездовую самоедскую лайку охранять оленье стадо. Лайка – это же не пастушеская порода, но она получилась очень успешной в новом качестве, колоссально облегчив жизнь оленеводов. В XX столетии распространение оленегонок дошло до Якутии.

Рыночный прагматизм зырян заставил их заняться селекцией. Оленью шкуру очень портят личинки овода – с обилием дыр она попросту теряет качество товара. Овод предпочитает откладывать свои яйца в оленьей шкуре светлого окраса, поэтому зыряне вывели породу чёрного цвета.

Ижма – крупное торговое село, один из старинных центров притяжения северных коми, по которому они получили одно из их местных самоназваний (коми-ижемцы). В Ижме и её окрестностях происходила выделка оленьих кож. Первые мануфактуры и артели появились там в середине XIX в. К началу XX в. в Печорском крае было шестьдесят два замшевых заводика, где работало двести тридцать человек. Эти заводы представляли собой лачуги и принадлежали самим рабочим, у которых имелся нехитрый набор инструментов для выделки грубой замши. Её окончательная доработка проходила уже в Москве либо за границей, куда замша отправлялась на пароходах из Архангельска.

 

Кочевники

Головная боль любой администрации – население, которое очень трудно учитывать: вроде бы есть, а вроде бы и нет, по крайней мере, обычно они неизвестно где. Поэтому в эпоху развитого социализма, годы 1970-е, на местную северную администрацию оленсовхозов спускались грозные директивы: привести оленеводов к оседлости. Была даже разработана альтернативная схема выпаса стад – сменными бригадами. Женщины и дети переселялись в посёлки, оленеводство становилось исключительно мужской профессией. Всё, вроде бы, рационально и правильно. Только не была учтена экстремальная составляющая этой профессии. В результате, выпасание стада в отрыве от семьи потеряло смысл: затраты физических сил не смогли окупиться. Поэтому в тех частях Большеземельской тундры, где согласились применить сменный выпас, оленеводство быстро закончилось. В начале 2000-х мы снимали фильм про канинских оленеводов. Там в посёлке Ома познакомились с бывшим директором оленсовхоза, уже давно вышедшим на пенсию. Он, собственно, нам и рассказал об этой истории. Сколько тогда ему пришлось потратить сил и нервов, чтобы не подчиниться этим директивам! Героический человек! И, кстати, из коми-ижемцев.     

 

Автор: Н.В. Плужников, к.и.н., научный сотрудник отдела Сибири и Севера Института этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН. 

ЛИТЕРАТУРА         

Евладов В.П. По тундрам Ямала к Белому острову. Тюмень, 1992.

Истомин К.В., Лискевич Н.А., Уляшев О.И. Коми-ижемское оленеводство: этнические инварианты и локальные вариации. // Вестник археологии, антропологии и этнографии. 2017. № 4 (39) 114, сс.114-125. http://ipdn.ru/_private/a39/114-125.pdf

Квашнин Ю.Н. Названия родов в ненецкой топонимии. https://cyberleninka.ru/article/n/nazvaniya-rodov-v-nenetskoy-toponimii/viewer

Повод Н.А. Коми северного Зауралья (XIX – первая четверть ХХ в.). Новосибирск, 2006.

Попов А.А. Нганасаны. Материальная культура. М.-Л., 1948.    

Эпические песни ненцев. М., 1965.