Сейчас в Архангельске

21:18 -7 ˚С Погода
18+

Холст как шаманский бубен

Картины Азата Миннекаева: поэтический и этнографически-достоверный образ Арктики.

Азат миннекаев Эскимосы Чукотка Острова прибылова
Михаил Бронштейн
27 октября, 2020 | 11:59

Холст как шаманский бубен

А. Миннекаев «Остров». Холст, акрил. 1993. Частная коллекция, Россия



Азат Миннекаев – автор большого числа живописных работ, посвящённых Крайнему Северу. Когда смотришь на его полотна, возникает ощущение, что стоишь у окна, распахнутого в мир знакомый и незнакомый. Арктические ландшафты воспроизведены художником настолько достоверно, что, полагаю, многие из тех, кому приходилось бывать в высоких широтах, найдут в его работах поразительное сходство с тем, что они видели сами. И вместе с тем, изображая море, камни, острова, снег и лёд, тундру и низкорослую тайгу, Миннекаев создает настолько масштабный и поэтичный образ Арктики, что тебя завораживают её величие и красота. Ещё острее осознаешь, что Азат Миннекаев даёт нам возможность увидеть в пространствах Крайнего Севера новые грани, когда вглядываешься в изображённых им людей, а они есть едва ли не в каждой картине.

2. Миннекаев_ Первый снег.jpg

А. Миннекаев «Первый снег». Холст, акрил. 1993. Частная коллекция, США


Это всегда коренные северяне – в основном, эскимосы, алеуты, чукчи. Запечатлены они такими, какими их редко увидишь сегодня: в национальной одежде, в байдарах, обтянутых моржовыми шкурами. Но глядя на героев Миннекаева, понимаешь, что художник напоминает зрителю не столько о недавнем прошлом народов Арктики, сколько о том, что составляет сущность культурных традиций, которые выработало человечество за многие тысячелетия освоения Крайнего Севера. Суть этой культуры, этого созданного полярными первопроходцами материального и духовного пространства, как говорят полотна Миннекаева, в слиянии человека с северной природой, в стремлении не покорить, а познать её, приспособиться к ней и сохранить красоту и богатство арктического мира для своих детей и внуков.

Однажды Азат Миннекаев сравнил себя с шаманом: «Холст для меня – шаманский бубен, кисточка – колотушка». Основания для такого сравнения у него, безусловно, есть. Чем полнее становятся наши знания о северном шаманизме, тем более сложным и многогранным представляется это явление. Оставляя в стороне вполне достоверные знания шаманов о климате Арктики, о повадках зверей и птиц, о многом другом, важном для человека традиционного общества, оказавшегося в экстремально суровой природной среде, скажу о том, что представляется главным. Шаманы были хранителями фольклора, а в социуме, у которого не было письменности, мифы, сказки, песни играли исключительно важную информационную роль. Ритуалы, обряды, танцы, знатоками которых были шаманы, тоже представляли собой сгустки тех знаний, умений, навыков, без которых выжить в Арктике было бы невозможно. Шаманы были художниками – резчиками по кости, дереву, камню. Они высекали на скалах рисунки, изображавшие сцены охоты, сажей и кровью рисовали «хозяев диких зверей» на лодках и ритуальных веслах. Орнамент, в изобилии покрывавший одежду северян, тоже имел магический характер, а вышивать учили девушек старые женщины, часто тоже шаманки. Художественному творчеству принадлежало особое место в процессе адаптации человека к Арктике. Оно было средством познания окружающего мира, помогало полярным первопроходцам сконцентрировать свои душевные силы в самые трудные часы, снимало нервное напряжение, неизбежное в условиях запредельных физических нагрузок. Искусство будило в людях творческое начало, звало за горизонт, а без этого зова они не смогли бы ни прийти в Арктику, ни тем более заселить её практически полностью – от Скандинавии до Чукотки, от Чукотки до Гренландии. Человек, наделённый шаманским, а по сути, творческим даром, был, таким образом, тем, кто открывал людям новые грани в окружающем их мире, кто помогал им острее ощутить родство всех живых существ, свою неразрывную связь с природой и ландшафтом.

«Я не люблю одевать в рамы свои картины. Какая может быть рамка? Это как бубен в футляре…», – говорит Азат Миннекаев. Они действительно без рам, его звонкие, наполненные шумом ветра и рокотом прибоя полотняные холсты с акриловыми красками. Акрил, по сравнению с маслом, даёт возможность живописцу использовать больше технических приёмов и работать в более быстром темпе. Для Миннекаева поиски нового и энергичный темп имеют большое значение. Его не случайно называют «вечным странником». Вся жизнь художника – поиск, азарт, эксперимент, готовность идти на риск, резко менять свою судьбу. Вся жизнь художника – стремление постигнуть сущностные характеристики мироздания и поделиться тем, что удалось найти, с другими людьми.

Азат Миннекаев родился в Уфе, окончил живописный факультет Уфимского института искусств, поступил на работу в Башкирский театр кукол, где весьма успешно работал сценографом, но в конце 1980-х годов неожиданно для многих уехал в Магадан. Здесь начался для него Крайний Север. Продолжением стала Чукотка, а затем Аляска, причём не только материковая, Анкоридж, но и островная. В Анкоридже Азат участвовал в росписи иконостаса православного кафедрального собора, а на острове Святого Павла, входящем в группу островов Прибылова, в течение полугода преподавал рисунок в местной школе и, разумеется, постоянно работал как живописец.

Острова Прибылова – крошечный архипелаг в Беринговом море, к северу от Алеутской островной гряды. Из четырёх входящих в него островов люди живут только на двух – на острове Св. Павла, пятьсот человек, и на острове Св. Георгия, немногим более ста. В основном это алеуты, но есть и несколько эскимосов. По рассказам художника, когда он находился на острове Св. Павла, там был только один эскимос – священник в православной церкви. Службу он вёл частично на церковно-славянском, но в основном на английском языке. Однако не исключено, что в далёком прошлом эскимосам были хорошо известны эти места.

Французский писатель Жорж Блон в книге, посвящённой Тихому океану, рассказывает, что на рубеже 1760-1770-х годов российский штурман Гавриил Прибылов, участвуя в одной из экспедиций в Русскую Америку, познакомился на Алеутских островах с местным шаманом. Шаман-алеут сказал Прибылову, что, по словам эскимосов, далеко в океане есть острова Тумана, на которых много морских котиков. Русский мореход не только поверил в этот рассказ, но проявил фантастическое упорство, пытаясь найти острова Тумана. С 1773 года семнадцать раз отправлялся он на поиски островов и только в восемнадцатой по счету экспедиции, в 1786 году, сумел их отыскать. Названный впоследствии именем этого человека архипелаг стал одним из основных мест, где в первой половине XIX веке Российско-Американская компания вела добычу ценного меха ушастых тюленей. С этой целью на ранее необитаемые острова привезли алеутов. Современные жители архипелага – потомки этих поселенцев – сохранили память о том, что их предки были когда-то российскими подданными. Они не только исповедуют православие, но до сих пор нередко дают своим детям русские имена.   

Острова Прибылова стали для Азата Миннекаева культурным и жизненным перекрёстком в прямом и переносном смысле слова. Здесь он заново открыл для себя мир морских арктических зверобоев, с которым соприкасался на Чукотке. Древняя традиция, у истоков которой стояли эскоалеутские племена, предстала перед ним в ещё более ярком свете. Ещё отчетливее ощутил художник общность исторических судеб и мировоззрения людей, с глубокой древности населяющих азиатское и американское побережья Берингова моря. На острове Св. Павла появились десятки этюдов, на основе которых в середине 1990-х годов, по возвращении в Россию, Азат создал полотна «Остров», «Первый снег», «Два моржа».

3. Миннекаев _ Два моржа.jpg

А. Миннекаев «Два моржа». Холст, акрил. 1996. Частная коллекция, Франция


Когда «выстраиваешь» эти работы в ряд, возникает ощущение, что перед тобой кадры из фильма об охотнике, который живёт на далёком полярном острове, о человеке, чья жизнь протекает по законам предков. А предками его были, как он полагает, не только морские зверобои Древней Арктики, но и те, на кого охотились и по-прежнему охотятся жители берингоморских побережий. О том, как прочна связь героя картины «Два моржа» с добытым им зверем, говорит не только название полотна. Морж-секач и старик-эскимос, заколовший его, похожи друг на друга, как братья. Лабретки, нагубные украшения из моржовой кости на лице зверобоя, усиливают это сходство. Для «моржового народа» – так ещё недавно называли эскимосов – лабретки действительно были символом моржовых клыков. Сегодня на лицах охотников Берингоморья лабреток уже не увидишь, но копья они используют до сих пор, когда охотятся на моржей не в море, а на лежбищах, чтобы грохот карабина не пугал зверей и, бросаясь в воду, они бы не калечили друг друга.

Картина «Два моржа» – одна из самых сильных», на мой взгляд, работ Азата Миннекаева. Ясная, уравновешенная композиция, гармоничное сочетание тёплых и холодных тонов, уверенный рисунок, с помощью которого тщательно проработана каждая деталь, свидетельствуют о высоком мастерстве художника. А детали изображения – морщины на лице старого зверобоя, складки кожи на шее моржа, трещины на камнях, морская рябь, – перекликаясь друг с другом, создают целостный образ мира, в котором существуют на равных люди, звери, скалы и море. Тонко передано Миннекаевым внутреннее состояние главного героя картины. Победив в наверняка тяжёлой борьбе, зверобой не выказывает радость. Положив руку на грудь моржа, он прощается с ним, как с сородичем, и благодарит его за то, что тот позволил убить себя, дабы у людей была пища, шкуры для лодок и жилищ, топливо для жировых ламп.

Обряды благодарения зверей, ставших охотничьей добычей, известны всем народам Крайнего Севера, но у морских арктических зверобоев они приобрели одну из самых ярких форм. В проведении этих обрядов большую роль играли шаманы. Ритуал включал в себя театрализованные действа, исполнители которых надевали маски. У берингоморских эскимосов, как на Чукотке, так и на Аляске, маски часто вырезали из дерева. В XIX веке американские эскимосы (инуиты) достигли большого мастерства в изготовлении деревянных масок. Миннекаев видел такие личины в музеях Анкориджа и Фэрбенкса. Одна из них достоверно воспроизведена на полотне «Шаман, снимающий маску».

Шаман

А. Миннекаев «Шаман, снимающий маску». Холст, акрил. 1993. Частная коллекция, США


У этого холста есть и другое название – «Человек-медведь». Оно не менее точное, чем первое. Надевший маску перевоплощался в духа, символом которого является личина. В руках у героя картины маска медведя. В фольклоре инуитов медведи – сородичи человека, не столь близкие, как моржи, но с ними тоже связано много преданий. У азиатских эскимосов и береговых чукчей медведей также считали существами, которые могли прийти на помощь человеку, что, правда, как и в случае с моржами, не исключало охоты на них.

«Шамана, снимающего маску» я бы тоже поставил в один ряд с «Первым снегом» и «Двумя моржами». Моделями главных персонажей этих картин служили Миннекаеву разные люди, но мне представляется, что перед нами один и тот же человек в разные периоды своей жизни, в различных жизненных ситуациях. Не знаю, согласится ли со мной Азат, но чем дольше я смотрю на эти полотна, тем сильнее моя уверенность в том, что в этих работах нашли отражение поиски художником некоего собирательного образа, в котором воплотились бы главные черты людей, встреченных им в национальных посёлках по обе стороны Берингова пролива.

Учитель танцев

А. Миннекаев «Учитель танцев». Холст, акрил. 1993. Частная коллекция, США


Ещё один «человек в маске» запечатлён на картине «Учитель танцев». Кто он – шаман или просто известный танцор, исполняющий «Полёт чайки» и копирующий движения птиц? Впрочем, это не столь важно. Танцы, как уже отмечалось, были весомой частью традиционной арктической культуры, действенным способом сохранения знаний и их передачи другим людям. В этой картине меня привлекает идея полёта. Она отчётливо прочитывается в «Учителе танцев». Стремление подняться в небо к луне, к звёздам присуще всем людям Земли, но для северян оно могло иметь особое значение.

Недавно от одного из моих добрых знакомых, гренландца по имени Оле, я услышал историю о том, как его предки, выходцы из Канады, достигли северо-западного побережья Гренландии. Несколько десятков инуитов отправились в путь в надежде, что он их куда-нибудь да приведёт. Они долго плыли среди многочисленных островов Канадского Арктического архипелага и повсюду условия для охоты были очень тяжёлыми. Людям грозила голодная смерть. И вдруг старейшина сказал, что знает, куда направить каяки. Один пролив, другой, третий -- и впереди показалась большая земля, где было вдоволь моржей и тюленей. На вопрос соплеменников, как в лабиринте бесчисленных бухт, островов, островков он нашёл единственно верную дорогу, старейшина ответил: «Ночью я взлетел в небо и сверху увидел проливы, по которым следует плыть».      

6. Миннекаев _Полет шамана в страну мертвых.JPG

А. Миннекаев «Полёт шамана в страну мёртвых». Холст, акрил. 1996. Собственность автора


У эскимосов существуют мифы о летающих шаманах. Героя одного из таких преданий Азат Миннекаев изобразил на полотне «Полёт шамана в страну мёртвых». Залитая лунным светом фигура парящего в ночном небе человека кажется почти бестелесной. Его руки и голова опущены вниз: шаман то ли пристально всматривается в расстилающуюся под ним землю, то ли, напротив, находится в состоянии сомнамбулического сна. Второе предположение, пожалуй, более верное. Засохшие стволы деревьев, их отражения в застывшей глади озёр создают ощущение таинственного, мертвенного покоя, в который погрузила арктический мир лунная ночь.

Пейзаж в картине «Полёт шамана…» напоминает, скорее, ландшафты Аляски, а не Чукотки. В местах, где живут азиатские эскимосы, нет высоких деревьев, но они встречаются в ряде населённых инуитами районов Северной Америки. Впрочем, для летающих шаманов не существует границ и расстояний. Я уверен, что Азату Миннекаеву известно старинное эскимосское предание о встрече двух умевших летать шаманов. Записал его на Чукотке полвека назад известный фольклорист Г.А. Меновщиков. Один из шаманов, говорится в этом предании, жил на Аляске, на мысе Хоуп, другой – на азиатском побережье Берингова пролива. Шаманы встретились как враги, а расстались друзьями. Примечательно, что их встреча проходила близ острова Ыттыгран, неподалёку от Бухты Провидения. В конце 1970-х годов на Ыттыгране были обнаружены необычные сооружения из китовых костей и камней. На изучавших их этнографов М.А. Членова, И.И. Крупника, С.А. Арутюнова наиболее сильное впечатление произвели два ряда вертикально вкопанных в грунт челюстных костей гренландского кита. Высота костяных столбов составляла четыре-пять метров. Как минимум восемь из них были расположены попарно и образовывали арки. Исследователи назвали этот древнеэскимосский комплекс «Китовой аллеей» и высказали предположение, что он был создан с ритуальными целями не менее шестисот-семисот лет назад.

На мысе Хоуп тоже были найдены следы древнеэскимосской культуры. Археологи Х. Ларсен и Ф. Рейни обнаружили здесь удивительные произведения арктического искусства первых веков нашей эры, в том числе погребальные маски из моржового клыка. Изображение одной из них, выполненное с фотографической точностью, стало главным мотивом в картине Азата Миннекаева «Очевидец». 

7. Миннекаев _Очевидец.jpg

А. Миннекаев «Очевидец». Холст, акрил. 1993. Частная коллекция, США


Есть у художника и «Китовая аллея». В картине «Крылатый предмет» мы видим стоящие на морском берегу столбы из челюстных костей кита.

8. Миннекаев_ Крылатый предмет.jpg

А. Миннекаев «Крылатый предмет». Холст, акрил. 1993. Частная коллекция, США


В том, как изобразил Миннекаев «Китовую аллею», больше вымысла, чем соответствия натуре, но в данном случае художник и не ставил перед собой такую задачу. Перед нами аллегория, символ, художественный образ. Не случайно над арками из китовых костей парит в синем небе огромный «крылатый предмет». Древние эскимосы действительно вырезали из моржового клыка «крылатые предметы» – стабилизаторы гарпуна, закреплявшиеся на заднем конце гарпунного древка, – но размеры у этих изделий были, разумеется, совершенно другими, с ладонь.

Налукатак.png

А. Миннекаев  «Налукатак». Холст, акрил. 1993. Частная коллекция, США


К теме полёта обращается Азат Миннекаев и в картине «Налукатак». На языке инуитов Аляски это название старинного обычая подбрасывать человека в воздух, растянув, как батут, полотнище, сшитое из моржовых шкур. До 20-х годов прошлого века он был широко распространён и на Чукотке, причём не только у эскимосов, но и у береговых чукчей. В трактовке художника, что соответствует данным этнографов, действие это имеет ритуальный характер: у одного из персонажей картины в руках шаманский бубен. Однако охотники Берингова пролива отправлялись в «полёты с батута» не только с магической целью. Подбрасывание на моржовой шкуре было спортивным состязанием. Побеждал тот, кому удавалось совершить большее количество прыжков, устояв на ногах. Рассказывают также, что, оказавшись на берегу, где не было скал, морские зверобои подбрасывали одного из своих товарищей вверх, чтобы он посмотрел, не видны ли плывущие вдалеке моржи и киты.

Молодожёны.png

А. Миннекаев «Молодожёны». Холст, акрил. 1996. Частная коллекция, США


Сцену, изображённую на картине «Молодожёны», тоже можно было ещё не столь давно наблюдать практически повсюду, где жили эскимосы и береговые чукчи. Любовь, материнство, продолжение жизни – тема такая же вечная, как мир, в котором живут персонажи Миннекаева. Это полотно интересно также тем, что художник не стремится приукрасить своих героев. Он изображает их такими, какие они есть. И если кому-то северяне покажутся некрасивыми, значит, этому человеку ещё предстоит открыть для себя иную шкалу эстетических ценностей, как, например, сделал это, приехав на Таити, французский художник Гоген.

Великий шаман.png 12. Художник Азат Миннекаев.jpg

А. Миннекаев «Великий шаман». Холст, акрил. 1993. Частная коллекция, Россия

Художник Азат Миннекаев (фотография).


Напомню: Азат Миннекаев сравнил свой холст с шаманским бубном, кисть -- с колотушкой. Шаманство, как мощное явление мировой культуры, постоянно притягивает его к себе. «Волшебной спиралью» назвала искусствовед В. Шургай-Верейская сюжеты его работ. Действительно, творчество Миннекаева, поднимаясь вверх по спирали, порождая всё новые и новые образы, постоянно возвращается к столь важной для художника теме шаманизма. Картину «Великий шаман» вряд ли можно считать своеобразным автопортретом мастера, но часть его «внутреннего я» в ней, несомненно, отражена. Отражены на холсте и конкретные детали шаманского костюма – облачения, в котором, как считают сами шаманы, сокрыты их души. Приведу ещё одну цитату. Культурологу Г.И. Дзенискевич, проработавшей многие годы в санкт-петербургской Кунсткамере, принадлежат такие слова: «Картины Азата Миннекаева настолько этнографически грамотны, что вполне могут служить яркой иллюстрацией ко многим страницам истории и культуры коренных обитателей Севе­ра».

Сейчас Азат Миннекаев живёт в нашей Северной столице. «Я широко известен в очень узких кругах Петербурга», – говорит он о себе. Согласиться с подобной самооценкой я не могу. Полотна Миннекаева есть в отечественных и заграничных музеях, в частных собраниях в России и за рубежом. Выставки его работ периодически проходят в Санкт-Петербурге, Москве, Уфе, Казани. Устраивались они и за пределами страны – в Пекине, Лондоне, Санта-Фе. «Вечный странник» по-прежнему много путешествует, и хотя в последнее время его маршруты пролегают, главным образом, по южным районам Сибири, Крайний Север всё так же «стучит в сердце» художника. Азат Шамилевич сотрудничает с чукотским ансамблем Эргырон, поддерживает связи с друзьями, живущими на Аляске, недавно создал серию иллюстраций к повести о саамском мальчике Сампо. Однако рассказ об этих полотнах, рисунках, гравюрах, как говорили братья Стругацкие, «уже совсем другая история».




Автор: Михаил Бронштейн, кандидат исторических наук, главный научный сотрудник Государственного музея Востока.

 

 

    

    












 

 



 

 

далее в рубрике