Евгений Тенетов: «Если нет подлинного предмета, то это не музей»

Фото предоставлены автором

Евгений Тенетов возглавляет Северный морской музей в Архангельске седьмой год и за это время смог превратить его в общественное пространство, вокруг которого происходит масса событий, далеко выходящих за «рамки» общепринятых представлений о музейном деле.

– Евгений, как вы попали в «музейщики»?

– Практически всю свою профессиональную жизнь занимался пиаром и журналистикой. Начиная с нулевых, работал пресс-секретарем крупных архангельских предприятий, возглавлял городскую газету, а в 2015 году вместе с друзьями запустили проект «Центр творческих индустрий».

Мы выигрывали различные гранты, проводили форумы по урбанистике, и совсем неожиданно на этом вольном фоне мне поступило предложение из регионального Министерства культуры возглавить Северный морской музей. Если честно, оно показалось довольно странным, поскольку до этого я вообще не был связан с морем...

– А с музейным делом?

– И с ним тоже. Конечно, я закончил исторический факультет САФУ им. М.В. Ломоносова. Кроме того, мой дед всю жизнь провел на флоте, был участником знаменитых северных конвоев, а отец работал в Северном морском пароходстве. Но какого-то специального морского культа в нашей семье не было.

– И что вы увидели, когда в 2015-м, согласившись на неожиданное предложение, переступили порог музея?

– Я увидел только что отремонтированные стены экспозиционного зала с современным и интересным дизайнерским решением. Но с точки зрения событийности в нем ничего не происходило. И в первые месяцы работы я постоянно наталкивался на неприятные вопросы со стороны: «А что, в Архангельске есть такой музей?». Это было связано еще и с тем, что долгие годы он находился в состоянии перманентного ремонта. Вот тогда мне пришлось включить на максимум весь свой пиаровский опыт, чтобы о таком музее, для начала, хотя бы узнали.

– Уж поделитесь секретами профессионального мастерства.

– Помогли приобретенные навыки в креативных индустриях. Я привлек знакомых дизайнеров для оформления выставок, подключил различные игровые элементы, мы начали проводить фестивали и вообще концептуально стали рассматривать музей, прежде всего, как общественное пространство. Ведь потенциал у него изначально огромный. Он находится непосредственно на Красной пристани, откуда уходили все арктические экспедиции – Седова, Шмидта, Папанина и других. И он действительно располагает уникальными экспонатами и коллекциями.

– Сколько времени понадобилось для понимания, что вы полностью вошли в музейную тематику?

– На полное понимание потребуется, наверное, вся жизнь, но профессиональная уверенность пришла где-то через два года. Однако в моем случае дело было не только во внутреннем самоощущении и самообразовании. Нужно было еще зарекомендовать себя в профессиональном сообществе. А поскольку я тогда был (и остаюсь сейчас) главным редактором городского журнала Plus, то некоторые краеведы говорили что-то типа: «Вот запустили гламурщика в музейное дело. Он сейчас все развалит». При этом масла в огонь подлила ситуация со списанной парусно-моторной шхуной «Запад», которая числилась на нашем балансе и стояла возле музея на набережной на самой видовой точке.

– Вроде бы хороший и даже романтичный актив?

– Да, только в перестроечные и последующие годы шхуна абсолютно сгнила и превратилась в городской символ бесхозяйственности. Каждый новый мэр или губернатор обещал ее восстановить (и даже поднять на ней алые паруса), но дело не двигалось. Эксперты признали, что износ шхуны составляет 97 процентов, и она восстановлению не подлежит. Под конец истории ее остов вообще сгорел, и мне пришлось принимать волевое решение об утилизации. Несложно догадаться, что я услышал в свой адрес…

– А какой был самый первый креативный шаг на посту директора?

– Как ни странно, музыкальный. Повторю, что первоначальная задача заключалась в том, чтобы посетитель просто пришел в музей. И по субботам мы начали организовывать джазовые и другие концерты. Параллельно готовили и запускали собственно музейные проекты. При этом я не скажу, что мы делали что-то такое, чего бы никогда не пробовали у себя наши коллеги. Это и выставки, и игры, мастер-классы, различные конкурсы (например, судомоделистов), и выпуск книг для разных целевых аудиторий. Кроме того, я очень люблю коллаборации. Здорово, когда удается выйти за рамки музея и создать общими усилиями какой-то новый интересный продукт.

– Можете назвать наиболее удачный?

– Мне кажется, очень хорошо «выстрелила» идея с верфью «Товарищество поморского судостроения», к которой мы с САФУ имеем самое прямое отношение. Для нас в этом проекте ценно не только то, что там скрупулезно воссоздают технологию строительства старых поморских судов, но и то, что сама верфь является отличным дополнительным пространством. Здесь проходят выставки, концерты, мастер-классы, фестивали. Тот же Международный кинофестиваль стран Арктики «Arctic open», а с недавних пор еще и фестиваль «Матица».

– Моих познаний не хватает, чтобы расшифровать это слово.

– Матица – название киля поморского судна. Это производное от слова «мать», что лишний раз подчеркивает, насколько важно для поморов было море и все, что с ним связано. На наш фестиваль съезжаются со всей страны люди, имеющие отношение к традиционному судостроению – корабелы, историки, археологи, реконструкторы.

И мы не ограничиваемся только профессиональным диалогом, а ещё и организуем регату на карбасах. Они строятся по чертежам Соломбальской верфи (которая работала в Архангельске почти весь ХХ век) и все желающие могут гоняться на веслах и парусах. Мы сами в ней участвуем музейной командой. При этом некоторые мои коллеги, как и я сам, взялись за весла впервые в жизни.

– И какое место заняли?

– В прошлом году в парусной гонке смогли завоевать второе место. А обошла нас, между прочим, команда петербургского хора фрегата «Штандарт». Поэтому приехать, попробовать свои силы и получить у нас массу положительных эмоций может любой желающий.

– Знаю, что ваш музей активно занимается книгоиздательством. Но есть пессимистичный взгляд на то, что с приходом «цифры» печатное слово если и не умрет, то станет элитарным. Тогда зачем столько усилий?

– Не соглашусь. Качественно исполненная книга с крутым дизайном – это очень хороший и даже вечный продукт. Ведь никуда не деть тактильные и визуальные ощущения. Например, моей дочери четыре года, и она, помимо планшетов, очень любит листать книги. Правда, у нас большая домашняя библиотека, и она в этом органично живет с рождения... Но я уверен, что если издание иллюстративно и эксклюзивно, то оно точно будет востребовано. Возьмите нашу книгу «Ла Специя – Архангельск. Невероятные приключения итальянки в России». Это же настоящий детектив о подводной лодке «Святой Георгий», которая строилась в Италии и ошвартовалась в архангельском порту в 1917 году. В этой истории уникально абсолютно все, и ее до нас в таком объеме не рассказывал никто. То же самое можно сказать об издании, где мы публикуем коллекцию диапозитивов, сделанных художником и фотографом Николаем Пинегиным во время знаменитой полярной экспедиции Георгия Седова в 1912-1914 гг. Такие раритеты нужно не только массово оцифровывать, но и красиво подавать в переплете.

– И при этом «цифра» вам тоже не чужда?

– Конечно. У нас достаточно большой экспозиционный зал и очень небольшой выставочный. Поэтому, всякий раз планируя временную выставку, мы с дизайнером Виктором Тяпковым мучаемся над вопросом, как расширить пространство. Выручают мультимедийная стена, всевозможные тачскрины, и хоть сейчас этим никого не удивишь, для нас это единственная возможность хоть как-то «раздвинуть стены». Мне абсолютно точно не стыдно за выставки, которые мы сделали в последние годы. Во всяком случае, у нас вы не увидите обшитые ковролином стены, на которые булавками приколоты бумажные листочки-пояснения.

– Уж если мы заговорили о современных визуальных технологиях, то что в современном музее важнее – те самые тачскрины или его величество экспонат?

– Однозначно самое главное в музее – это подлинный предмет. А все современные технологии должны помочь посетителю с ним познакомиться, оживить, убрать барьер между ним и музейным стеклом. Если нет подлинного предмета, то появляются музеи шоколада, чая или пыток. А это в свою очередь разрушает уважение к музею как явлению и понятию.

– Но в своем стремлении убрать стекло между посетителем и предметом вы зашли довольно далеко. Я имею в виду интерактивную выставку «Территория смелых. Год на полярной станции», которую вы привозили в Петербург на ледокол «Красин». Меня лично впечатлила возможность потрогать любой предмет, но как же знаменитое «руками не трогать»?

– В этом случае мы сознательно пошли на слом главного музейного принципа, пожертвовав сохранностью (правда еще ни один экспонат не сломан), и действительно дали волю посетителям. Но для этого приобрели реальные предметы, создали из них коллекцию… и не поставили на официальный музейный учет. Зато полностью погрузили людей в полярную атмосферу. Они почувствовали себя жителями этого домика, испытали эмоции, пропущенные через себя. Многие из них говорили: «Вот у моих бабушки/дедушки была точно такая же штука». Получилась своеобразная машина времени. Кстати, сейчас эта выставка с успехом работает в Норильске и уже поступило предложение из Мурманска. То есть подобный формат оказался очень востребованным.

– Возвращаясь к официальным экспонатам (а у вас на хранении 27 000 единиц), к какому из них испытываете особенно теплые чувства?

– Наверное, самый сакральный – подлинный Морской устав Петра I, недавно вернувшийся после реставрации из центра имени И.Э Грабаря. Он абсолютно потрясающий и с точки зрения содержания (это ведь там написано, что «все воинские корабли российские не должны ни перед кем спускать флаги»), и с точки зрения литературного образного языка (а дотошный император сам был фактическим «выпускающим редактором» устава), и потому, как он попал в музей. Его в конце 80-х годов ХХ века передали нам из деревни Патракеевки на Белом море, откуда родом многие морские капитаны. Так вот, местные поморы спустя столетие превратили наш экземпляр устава в долговую книгу и стали вносить туда гусиным пером записи о ссуженных суммах. Тоже интересная историческая деталь. И таких раритетных экспонатов у нас очень много.

– Недавно создана Секция арктических музеев при Союзе музеев России, и вы в числе первых решили стать ее официальным членом. Почему и зачем?

– За любой инициативой стоят конкретные люди. В этом случае за дело взялись директор Российского этнографического музея Юлия Купина и ответственный исполнитель проекта «Изучение, сохранение и популяризация исторического и культурного наследия Арктики» Ольга Подшувейт. Абсолютно уверен, что они в состоянии объединить и двигать наше профессиональное сообщество вперед. В тот же Норильск мы поехали именно благодаря их участию. Они смогли замотивировать «Норникель», который доставил выставку из Архангельска на ледоколе, а это очень весомые средства. Поэтому в том, что у этой секции есть перспективы, я лично не сомневаюсь.

– А как выстраиваете отношения с областным руководством? Учитывая, что музей имеет региональное подчинение и соответствующее финансирование.

– Мне кажется, областное руководство и губернатор Архангельской области Александр Витальевич Цыбульский прекрасно понимают значение морской истории для имиджа региона. Во всяком случае, при планировании госзадания на очередной год практически все наши идеи поддерживаются и предложения удовлетворяются. Мы всегда находим понимание.

С другой стороны, мы же не только получаем, но и даем. Например, встреча по случаю 75-летия прихода первого союзного конвоя «Дервиш» в порт Архангельск Сергея Нарышкина (тогда спикера Госдумы) и принцессы Анны (дочери королевы Великобритании Елизаветы Второй) состоялась именно в нашем музее. Плюс те культурные события, которые мы создаем, играют на общий имидж всей области.

– В таком случае, чем еще планируете порадовать всех в ближайшее время?

– Продолжаем книгоиздание, создаем игру для детей «Собери корабль», делаем передвижные выставки – в Военно-медицинском музее Санкт-Петербурга и Музее истории Кронштадта, а на своих площадях – выставку, посвященную Петру I. На ней за основу взят тот самый Морской устав, где его главы мы иллюстрируем соответствующими предметами. Например, глава «курение табака» (история которого тоже напрямую связана с кораблестроением и Архангельском), будет сопровождаться голландскими глиняными курительными трубками, найденными у нас во время археологических раскопок.

И это, конечно, не все. Недавно в нашем хозяйстве появился небольшой речной пароход «Коммунар». Просто когда я узнал, что его в Архангельском речном порту хотят распилить на металл, то попросил его отдать. Как вы понимаете, дело очень хлопотное и затратное. Зато вместе с пароходом у нас появился и свой причал.

***

Валентин Юшкевич, специально для GoArctic