К проблеме первооткрытия Шпицбергена. Хронологические нестыковки

Дендрохронология как метод датировки русского присутствия на Шпицбергене

По его словам, «целый ряд объективных данных: дендрохронологического обследования строительной древесины, наличий характерных текстов, в том числе содержащих даты, позволил сделать вывод о том, что уже в середине ХVI века жители Русского Севера совершали свою хозяйственную деятельность на архипелаге Шпицберген».(18).

Таким образом, для доказательства русского пребывания на Шпицбергене в добаренцев период археолог В. Ф. Старков использовал:

— данные топографии старинных западноевропейских карт;

— дендрохронологию раскопанных деревянных построек;

— палеографию найденных при раскопках русских надписей на предметах;

— прямые датировки на предметах, найденных при раскопках русских построек.

Дендрохронология была главным методом.

Однако утверждение В.Ф. Старкова о раннем появлении русских на Шпицбергене вызвало критику и неприятие у большинства современных зарубежных исследователей, занимающихся Шпицбергеном: поляков Яна Хохоровского, Марека Ясинского, Адама Кравчика; норвежцев Торы Хултгрен, Тора Арлова; датчанина Свена Альбретсена, голландца Лоуренса Хакеборда и др.

В частности, норвежский историк Шпицбергена Тор Арлов написал по этому поводу: 

Из российских коллег первым против интерпретаций археологического материала Старковым выступил археолог О.В. Овсянников. Археолог В.Л. Державин до своего назначения начальником Шпицбергенской экспедиции формально поддерживал Старкова. Однако после своего назначения Державин фактически признал несостоятельность интерпретаций Старкова в отношении ХVI века.(19) В своих последних статьях по Шпицбергену Державин указал на трудности датировки археологического материла. Материальная культура русского населения Беломорья консервативна, тем более что в ней с конца ХVII века были широко представлены старообрядцы, поэтому хронологически на Шпицбергене отличить находки якобы XVI века от находок XVIII века практически невозможно. На раскопах недостаточно керамики, которая хоть как-то могла бы прояснить хронологию поселения.

 Русские поселения на Шпицбергене ХVI века по версии В.Ф. Старкова.

В конечном счёте, датировки промысловых построек на Шпицбергене опираются у Старкова исключительно на данные дендрохронологии, т.е. определения хронологии деревянных построек посредством исследования древесных колец у брёвен и досок из этих построек. Зарубежные археологи сразу же поставили под сомнение интерпретацию дендрохронологических исследований у В.Ф. Старкова — впрочем, как и советский исследователь, проведший дендрохронологический анализ.(20)

Ведущий специалист по дендрохронологии в СССР археолог Н.Б. Черных (1933-2006) провела в лаборатории естественно-научных методов Института археологии АН СССР дендрохронологический анализ представленных Старковым материалов со Шпицбергена и так оценила конечный результат своей работы: «В большинстве случаев о конкретном времени возникновения постройки можно говорить лишь условно».(21) Синхронизация кривых роста годичных колец для отрезка 1250-1560 годов колеблется в пределах от 50-63%. Заметим мы, это крайне мало и фактически означает: «может да, а может и нет».

Самое главное — для дендрохронологического анализа материалов со Шпицбергена не было шкалы. Хронологическая шкала для Шпицбергена при исследовании материалов Старкова сопрягалась для «старейших находок» с материалами из Новгорода середины ХVI века — кривая дерева из церкви Благовещения.

Заключение Черных означает, что дендрохронологическое исследование русских построек на Шпицбергене на самом деле не дало верифицированного результата. При этом можно отметить один казус. Например, на поселении Мосваттнет-2 баня была датирована 1588 годом, а стоящая рядом жилая постройка — 1648 годом. Не означает ли это, что баня была сложена из плавника в ХVII веке?

В идеальных условиях и при наличии соответствующих эталонных серий, дендрохронология — очень точный метод датировки сруба дерева. Однако в ситуации со Шпицбергеном в случае работы В.Ф. Старкова представленный им для анализа и сравнения материал был недостаточен. Всего Старков представил для определения абсолютных порубочных дат 62 бревна из построек на Шпицбергене. Но только семь построек из 28 изученных были представлены более чем одним образцом дерева.

Из датированных ХVI веком пяти построек в четырёх поселениях: на Серкапнесент были датированы две плахи пола (1562, 1545), на двух постройках на Мосваттнет-2 по одному бревну (1558 и 1648), на Гравшен-1 на двух постройках по одному бревну — одно из стены, другое — из верхнего венца (1548, 1592); на постройке в Стаббэльве — три бревна, из них одно в венце, остальные из стен (1589, 1558, 1554).

В большинстве остатков построек на Шпицбергене нижние венцы четырех стен обычно достаточно хорошо сохраняются в тамошнем климате. Поэтому Старкову для точного результата было необходимо брать образцы из всех бревен всех четырёх венцов основания и определять, действительно ли они изначально были срублены в одно время или нет. Это показало бы и наличие плавника, если бы он был использован при постройке. Но этого не было сделано. На Шпицбергене довольно много пляжей с плавником, в том числе принесённым из реки Обь в Сибири. Статистическая вероятность найти на пляже четыре случайных бревна, срубленных в одном году, крайне мала.

Можно было бы точно установить, что дом был привезён на Шпицберген по брёвнам и собран там на месте. Но был ли этот дом собран из свежесрубленных бревен или это была старая постройка, разобранная и привезённая на Шпицберген, чтобы собрать её здесь вновь? Как это установить?

Норвежский археолог Тора Хултгрен в своем диссертационном исследовании предприняла попытку построить относительную хронологию русских поселений на Шпицбергене на основании топографических данных и организационных особенностей групп становищ. Хултгрен вполне справедливо утверждает, что русские промысловые поселения на Шпицбергене располагались не изолированно (строениями поодиночке), а кустами: с главной станцией в центре и вспомогательными поселениями на расстоянии от неё. В документах русские промысловики называли их соответственно: «изба» и «избушки». Для ведения охоты при продолжительной зимовке обитатели поселения переходили из одной избушки в другую с опорой на ресурсы, хранившиеся в главной становой избе, отстоящей от избушек на расстоянии 10-50 верст. Хултгрен подметила, что самые старые датировки получены у Старкова на небольших простых вспомогательных «избушках», в постройке которых использовался плавник и корабельные остатки. И именно этот строительный материал якобы и дал у Старкова старые дендрохронологические даты.(22) После 1990-х годов у зарубежных археологов были разработаны древесно-кольцевые хронологии для Кольского полуострова, Архангельской области и низовьев Оби. Кроме того, дендрохронологический метод стал проверяться ещё и радиоуглеродным анализом. Отметим здесь то подозрительное обстоятельство, что после «открытия» Старковым в 1987 году русских поселений ХVI века, продолжившиеся после этой даты археологические исследования других русских поселений не дали по дендрохронологии результатов, указывающих на ХVI век.

Палеографические несостыковки

Привлечение В.Ф. Старковым для доказательства хронологии ХVI века палеографии лишь дискредитировало интерпретацию его материалов в диссертации.

При археологических раскопках 1981 года на Шпицбергене были обнаружены тринадцать деревянных фрагментов с надписями. Для установления времени их написания в ГИМ в Москве Л.М. Костюхина провела палеографический анализ.(23) Отметим, что сам по себе палеографический анализ надписей, вырезанных по дереву ножом, выглядит более чем странным. Надписи, вырезанные на дереве, труднее датировать (если вообще возможно) по палеографическим признакам, чем рукописные документы. Поэтому Старкову следовало бы в данном случае говорить не о «палеографии», а об «эпиграфике», выполненной на дереве.

Кроме того, подобная эпиграфика на дереве сама по себе ничего не говорит о том, где и когда были сделаны надписи. Они не могут быть доказательством ни локализации, ни хронологии, поскольку могли быть завезены на Шпицберген много позднее после их изготовления где-то в другом месте.

Несостоятельны и утверждения Старкова о якобы найденных им в раскопе русской постройки в Ван-Мюйденбукта на Шпицбергене фрагментов с прямыми датировками годами «1593» и «1594», что и является, по его мнению, доказательством русского присутствия на Шпицбергене в добаренцев период.

Для палеографического анализа Л.М. Костюхина использовала представленные ей Старковым чёрно-белые фотографии плохого качества. По этой причине Костюхина ошибочно прочитала на одном фрагменте имя «Мирѣинъ», вместо «Mыркинъ». На современном качественном фото хорошо видно, что прозвище не «Мирѣинъ», а «Мыркинъ» — вполне себе известная фамилия на Русском Севере. Кроме того, идентификация Костюхиной двухбуквенных обозначений под титлом как цифр РА (101) и РВ (102) более чем сомнительна. И потом, надпись эту Костюхина на самом деле датировала по палеографии ХVII, а не ХVI веком, как этого хотел Старков. Кроме того, норвежские специалисты из музея в Баренцбурге утверждают, что фрагменты якобы из Ван-Мюйденбукте никак не могут быть связана с раскопками Старкова 1980 года в Ван-Мюйденбукте, поскольку не задокументированы в отчётах его археологической экспедиции. Это последний «чёрный пункт» у Старкова с его фрагментами для палеографии.

Русские письменные источники XVI-XVII веков уже знают «Новую землю», но в них начисто отсутствует упоминание такого топонима, как «Грумант», использовавшегося русскими для обозначения Шпицбергена. Понятие «Грумант» известно в русских документах (исторических источниках) только с начала ХVIII века.

С интерпретацией письменных источников в сопоставлении с археологией у Старкова особенно плохо оказалось с темой поморского мореплавания на Шпицберген в ХVI веке.(24) Он стал утверждать, что оно осуществлялось исключительно на «больших кочах». На основании найденных обломков и анализа современных рисунков на картах русских кораблей Старков представил фантастический чертёж своего «груманландского коча».

 Реконструкция-фантазия «груманладского коча» ХVI века по версии В.Ф. Старкова. Источник: Материальная культура русских поморов. Вып 1. С. 88.

В итоге современные исследователи русского традиционного кораблестроения дипломатично констатировали: 

Маршруты и источники

Кроме того, в своих работах Старков утверждает, что во второй половине ХVI века существовали следующие маршруты арктических плаваний «поморов»: «Ход в Немецкий ход», «Новоземельский ход», «Мангазейский ход», «Енисейский ход», «Груманланский ход», «Ход Верхотурский». Для конструирования этих понятий В. Ф. Старков взял за основу термин «ход» из поморских лоций ХVIII-ХIХ веков. Однако русские исторические документы (источники) не подтверждают существование «груманландского хода» ни в ХVI, ни в ХVII веке, хотя такой маршрут, как «Мангазейский ход», известен по документам начала ХVII века. В русских исторических документах (источниках) известия о плаваниях на Грумант появляются только с начала ХVIII века.

Молчание достаточно хорошо сохранившихся российских архивных документов от ХVII века о поездках на Грумант выглядит довольно странным на фоне обширных известий о русских арктических плаваниях на Восток — на Новую землю и в Сибирь — в Мангазею. Отсутствие сообщений о русских на Шпицбергене в ХVII веке Старков объясняет низким уровнем активности поморов на архипелаге в этот период из-за общего похолодания климата.(26) Т.е., по В.Ф. Старкову, «поморы» активно ходили на Шпицберген в ХVI веке, а в ХVII веке сделали перерыв этим походам, чтобы возобновить их в ХVIII веке.

В XVII веке с 1611 года на Шпицберген для китобойного промысла ежегодно из разных европейских стран — в основном из Англии и Голландии — приходили десятки и даже сотни кораблей. Существует множество письменных источников от европейских китобоев, включая их судовые журналы, и, как заметили исследователи, ни в одном из них не упоминается присутствие или следы присутствия русских промышленников на Шпицбергене, хотя запись обо всём необычном была культурной нормой ведения европейцами судовых журналов.

Между тем, теперь на Шпицбергене остатки русские становищ и китобойных станций часто расположены буквально по соседству друг с другом. Русские становища на Шпицбергене «украшали» большие кресты, которые нельзя было не заметить и не отметить их своеобразие. 

 Моряки французского корвета «Решерш» у русского креста. Литография Огюста Майера, 1838 г.

И тем не менее, первое упоминание о русских на Шпицбергене в журналах европейских китобоев относится только к 1697 году.(27) Да, и то считается, что в описанном случае присутствие русского судна в районе Шпицбергена не было связано с промысловой деятельностью на нём.

В настоящее время общая научная схема истории освоения биоресурсов Шпицбергена выглядит следующим образом: после открытия в 1596 году архипелага Виллемом Баренцем, с 1610 года на нём присутствовали попеременно западноевропейские китобои, потом их сменили русские промысловики, а последних — норвежские охотники.

По утверждению Торы Хултгрен с опорой на письменные источники, русские промышленники появились на Шпицбергене в результате активности Петра I около 1710 года.

Вместе с тем, весьма вероятно предположение Хултгрен о том, что название «Грумант» русские позаимствовали из рассказов о «Groenland» голландских моряков, посещавших Архангельск в ХVII веке с торговыми миссиями.

Из норвежских письменных источников достоверно известно, что именно русские в 1797 году привели из Хаммерфеста первую норвежскую промысловую экспедицию на Шпицберген.

Русские промысловики на Шпицбергене охотились на моржей, тюленей, песцов, северных оленей и белых медведей, занимались сбором гагачьих яиц и пуха. Предметами русской промысловой деятельности на Шпицбергене были ценные шкуры и меха, но самым важным продуктом было сало (ворвань), которое давало от 60 до 80% дохода от промысловой деятельности.

Из-за ледовой обстановки в Белом море русские промышленники могли отправляться на Шпицберген только в июне месяце. Поэтому у них оставался очень короткий летний период для охоты на Шпицбергене, если они собирались осенью вернуться домой. По этой причине русские промысловые экспедиции оставались на Шпицбергене на зимовку.

Русские таможенные документы конца ХVIII века свидетельствовали, что только один процент судов, вышедших из Архангельска, Онеги, Мезени и Колы, отправлялись на Грумант.

Количество русских судов, ежегодно посещавших Шпицберген в период с 1780 по 1800 год, к 1820 году сократилось с 12-14 кораблей до 2-3 в год. Достоверно известно, что последняя русская промысловая экспедиция посетила Шпицберген в 1852 году. Более прибыльная и приятная для провождения времени меновая поморская торговля с норвежцами в Северной Норвегии способствовала прекращению опасных русских промысловых экспедиций с зимовкой на Шпицбергене. Но главное — нынешний начальник Шпицбергенской экспедиции В.Л. Державин доказал активное участие в освоении ресурсов Шпицбергена старообрядцами поповского согласия из Поморья (Кеми).(28) Данилова пустынь, открытая на реке Выг в Кемском уезде в 1694 году, приняла активное участие в освоении ресурсов Груманта. Во второй половине XVIII века эта старообрядческая обитель снаряжала на Грумант шесть лодий в год и имела свою базу в Архангельске. В.Л. Державин утверждает, что её закрытие в 1853 году при Николае I непосредственно привело к окончанию освоения русскими биоресурсов Шпицбергена с походами на него.

Таким образом, после четвертьвековой работы российских археологов версии появления русских промысловиков на архипелаге Шпицберген в XVI веке до Баренца до сих пор не хватает доказательств. Вообще, следует признать, что время выхода русских людей к берегам Белого моря и дальше — Ледовитого океана — точно установить не удаётся и, по-видимому, никогда не удастся, но правда — они точно состоялись. Начало промыслового освоения Новой Земли русскими определённо относится к XVI веку. А вот со Шпицбергеном возникает вопрос. Русский приоритет его открытия до Баренца по-прежнему остаётся гипотезой, нуждающейся в доказательствах.

Сами норвежские исследователи считают обоснование «исторических прав» первооткрытия Шпицбергена давно не актуальным, как для себя, так и для прочих, при сложившейся ситуации суверенного владения Норвегией архипелагом.

В 2016 году в России была опубликована образцовая монография по истории освоения Шпицбергена норвежского историка Тора Арлова.(29) Противопоставить ей что-либо равное по охвату и глубине в отношение российского «Груманта» российские историки пока не могут. В какой-то мере серьёзному научному подходу мешает и распространённая традиция мифотворчества.

Норвежский историк Тор Арлов на презентации своей монографии по истории Шпицбергена, Москва, 2016.

Можно и дальше верить в то, что ещё не исследованные археологами русские становища на Шпицбергене дадут результаты, указывающие на ХVI век. Кроме того, материалом исследования в отношении русского присутствия на Шпицбергене в ХVII веке мог бы стать комплекс документов, хранящихся в архивах Великобритании и Нидерландов, возможно, других европейских стран, включая судовые журналы английских, голландских и прочих китобоев — в подавляющем большинстве всё ещё неисследованных и не введённых в научный оборот. Возможные открытия в них позволили бы удревнить дату русского присутствия на Шпицбергене вниз по хронологической шкале от нынешней известной — 1697 года.

Автор: Дмитрий Леонидович Семушин, архангельский историк, кандидат исторических наук, специалист по исторической географии Русского Севера, Ph. D. Венгерской академии наук.

(18) Старков В. Ф. Первые археологические раскопки на архипелаге Шпицберген. М., 2011. С. 5.

(19) Державин В. Л. Норвежский взгляд на историю Свальбарда/Шпицбергена // V Северный археологический конгресс. М., 2019. С. 229-231; Его же. Рец. на: Т. Б. Арлов. История архипелага Шпицберген. М., Paulsen, 2016. // Российская история. 2018. № 2. С. 184-189; Его же. Дискуссионные вопросы в истории Шпицбергена // Исторические записки. 2020. № 19 (137). С. 4-20.

(20) Критику дендрохронологии у В. Ф. Старкова см.: Albrethsen S., Arlov T. The Discovery of Svalbard — a Problem Reconsidered // Fennoscandia Archaeologica. 1988. V. P. 105-116; Chochorowski J. Problems of the dendrochronology of Russian hunting stations of Spitsbergen. Krakow, 1999. S. 93-101; Hultgreen T. The chronology of the Russian hunting stations on Svalbard: A reconsideration // Acta Borealia. 2005. Vol. 22. P. 79-91; Chochorowski J., Krapiec M. Dating of Russian Hunting Stations in South Spitsbergen using Dendrochronological and Radiocarbon analyses // Radiocarbon. 2016. P. 1-12.

(21) Черных Н. Б. Некоторые итоги дендрохронологического изучения дерева построек с архипелага Шпицберген // XIV Symphozjum Polarne. Aktualne problemy badawcze w Arktyce i Antarktyce. Lublin, 1988. S. 255.

(22) Hultgreen T. The chronology of the Russian hunting stations on Svalbard: A reconsideration // Acta Borealia. 2005. Vol. 22. P. 79-91; Hultgreen T. When Did the Pomors Come to Svalbard? // Acta Borealia. 2002. Vol. 19 (2). P. 125-145.

(23) Палеографический анализ Л. М. Костюхиной см. в приложении к диссертации: Старков В. Ф. Освоение Шпицбрегена и общие проблемы русского арктического мореплавания. Диссертация на соискание степени доктора исторических наук. С. 390-393.

(24) Старков В. Ф., Черносвитов П. Ю., Дубровин Г. Е. Материальная культура русских поморов. Вып. I. Остатки судов. М., 2002.

(25) Коч — судно полярных мореходов XVII века. Новые данные. Отв. ред. П. А. Филин. М., 2022. С. 11, 12-13.

(26) Старков В. Ф. Деятельность русских поморов на архипелаге Шпицберген в ХVII веке // Исторические связи Русского Севера и Норвегии (К 200-летию г. Вардё). Архангельск, 1989. С. 33-48.

(27) Conway M. No Man's Land. Cambridge, 1906. P. 225-226.

(28) Державин В. Л. Старообрядчество Шпицбергена по археологическим и письменным данным // Комплексные исследования природы Шпицбергена и прилегающего шельфа. Материалы Всероссийской научной конференции с международным участием. Мурманский морской биологический институт КНЦ РАН. Мурманск., 2016. С. 100-107; Его же. Староверы Груманта // Живая старина. 2018. № 3 (99). С. 7-10.