Марково сквозь века: русский фольклор на берегах Анадыря
Некоторые из марковских хороводных и плясовых известны ещё по первым сборникам русских народных песен XVIII века.
На Чукотке, в поселении с русским названием Марково, расположившемся в среднем течении реки Анадырь, на протяжении трёх столетий сохранялись и бытовали традиционные жанры русского фольклора, унаследованные от землепроходцев и «промышленных людей» – первых русских поселенцев на этих окраинных северо-восточных землях.
Откуда пошли марковцы
Есть на земле места, где на перекрестке истории, географии и человеческих судеб, рождаются феноменальные явления. Марково – одно из таких мест. В жизни марковцев проявлены те сложные и разнонаправленные процессы взаимодействия русской и аборигенной традиционных культур, которые происходили и происходят на крайнем северо-востоке Сибири, где возникли анклавы русского фольклора в инокультурном и иноязычном окружении.
Марково – относительно молодое село, оно возникло в сороковые годы XIX столетия, но история его начинается раньше. Именно здесь, в нескольких километрах от современного посёлка, в 1649 году поставили своё зимовье Семён Дежнёв «со товарищи» после их исторического плавания-похода от Колымы по Ледовитому морю. Обогнув «край земли» (теперь мыс Дежнёва), приплыли они к устью большой реки, а по ней добрались до реденького и редкого на этой земле леса, спасительного для постройки жилья и обогрева, тут и остановились…. С тех пор оседлая жизнь в этих местах на Анадыре-реке практически не угасала. Русские казаки возвели здесь крепостцу-острог (примерно в 10 км выше по реке от современного Маркова). Просуществовал он с 1660 по 1771 г. Военизированный отряд занимался сбором ясака, защищая ясачные племена от набегов непокорных чукчей, не поддающихся владычеству чужого царя. И в остроге, и неподалёку от него стали селиться семьи «подъясачных» аборигенов, находя безопасной для себя жизнь рядом с сильным соседом. Да и само местоположение было выгодно. Вблизи – сезонная переправа через реку диких оленей, которых по древнему охотничьему методу кололи копьями прямо в воде, надолго запасаясь мясом. Летом к верховьям Анадыря устремляется для нереста лососёвая рыба, в лесистых сопках – пушной зверь, прилетают стаи промысловой птицы. На «сендухе» (в тундре) в короткое лето – ягоды, грибы, съедобные и лечебные коренья… Русские купцы обосновались здесь для торговли с кочующими племенами. А ещё эта географическая точка оказалась в середине путевой линии, связующей по руслам рек Якутск с побережьем Тихого океана, потом и с Камчаткой.
С приходом русских стремительно протекала метисация автохтонного населения. Русские казаки и промышленники брали себе в жёны женщин из местных племён. Причем, как замечают учёные, преобладали женщины из племён юкагирских. «На всём огромном пространстве юкагирской земли от Лены до Анадыря и у служилых, и у промышленных людей были жёны юкагирки»[i] Уже к середине XIX века в поселениях, образовавшихся на месте и вблизи расформированного Анадырского острога, сложился русскоязычный анклав, основу которого составляли метисы, со смешанной, русской и аборигенной, кровью. Марково стало центром этого анклава, с православным храмом (1862 г.) и первой на Чукотке школой (1883 г.), а с учреждением Анадырского округа (1888 г.) стало и административным центром. В Маркове поселился начальник округа с командой камчатских казаков.
Особенность этого анклава заключается в том, что носителями русского языка и русского фольклора являются здесь не представители диаспоры, а коренные жители, живущие в метрополии своих предков по материнской линии. Здесь можно говорить о явлении матрилокальности в его гиперформе.
Материнское и отцовское
От матерей унаследовали марковцы монголоидные черты – смуглая кожа, чернота волос, характерный разрез глаз, широкие скулы на уплощенном лице; от отцов – оседлый образ жизни, русский язык, православие, русские фамилии и «крещёные» имена… и многие жанры русского фольклора. Уже в нескольких поколениях родным языком для марковцев является русский. При этом они не считают себя русскими, официально принадлежа к так называемым малочисленным народам Севера. Среди коренных марковцев – чуванцы (бо́льшая часть), юкагиры, ламуты (эвены).
Один из немногих сохранившихся с конца XIX века лиственничных домов. Участница хора «Марковские вечёрки» Вера Прокопьевна Брагина («Отец– юкагир, мать – чуванка, по старому паспорту – ламутка» – со слов Веры Прокопьевны.) Марково, апрель 2000 г. Фото Т.С. Шенталинской.
Вырастая на материнской земле, подчиняясь её природным законам, местные жители сохраняли быт северных охотников-ихтиофагов: кормились охотой и рыболовством, владея традиционными способами добычи и заготовки продуктов для длительного хранения, традиционными способами обработки шкур, носили меховую одежду, перемещались на собачьих упряжках, долблёных каюках, почитали духов – хозяев природных стихий и отдельных локусов.
Но на могилы ставили кресты, свадьбу играли по русскому обычаю, сопровождая обряды (девишник, одаривание новобрачных, встреча тысяцкого с поездом, родительское благословление, обед после венчания) традиционными русскими свадебными песнями. На Рождество и Святки ходили по домам с пением виноградий (песни-благопожелания с припевом «виноградье красно зелёное»). При рождественском обходе домов с конца XIX века стали разыгрывать русское народное представление «Лодка». Его принесли в Марково камчатские казаки (Гижигинской команды), прикомандированные к начальнику Анадырского округа. Рядились в Атамана, Есаула и Гребцов-молодцов, сидя на полу, как по бортам лодки, изображали греблю под пение песни «Вниз по матушке по Волге», произносили шутливые, сатирические диалоги Атамана с Есаулом.[ii]
В праздничные дни устраивали «вечёрки» – излюбленные сборища с плясками, хороводами и играми.
Вечёрки в Маркове, как и во многих других местах Сибири и Дальнего Востока, стали оплотом сохранения многих русских песен. Несмотря на то, что уличные хороводы в Маркове оказались стиснутыми стенами маленьких избушек (долгой зимой – морозы и пурги, коротким летом все разъезжались по заимкам на рыбалку), здесь сохранялись разнообразные формы движения: хождение по кругу с пантомимическим разыгрыванием сюжета, приплясывание «стенка на стенку», «заплетание и расплетание плетня». Многие хороводы и игры заканчивались поцелуем пары. Плясали под самодельные балалайки и скрипки, под гребень, обтянутый бумагой, через который «прукали» напев, а к концу XIX века появилась и гармошка. Пляска сопровождалась темпераментным, задористым «ихканьем» и возгласами «хот! хот! хоттушки!», что, по свидетельству самих исполнителей, напоминает выкрики каюра, понукающего собачью упряжку. Под плясовые пары ещё и просто кружились в обнимку, за что такие песни получили местное название вертятьи (вертячьи). А некоторые из марковских хороводных и плясовых известны ещё по первым сборникам русских народных песен XVIII века.
Яков Дмитриевич Созыкин, чуванец – знаток старинных русских песен, сочинитель частушек. Марково, конец 60-х годов. Фото из архива Т.С. Шенталинской.
Скрипка и балалайка
Пение, гром самодельных балалаек, гудение скрипок и гребней, обёрнутых бумагой, топот пляски и подзадоривающие выкрики плясунов сотрясали избушку, бились в мутные, маленькие ледяные оконца, в плотно обитую шкурами дверь. Марковский «бал», устроенный в один из рождественских вечеров 1866 года, произвёл неизгладимое впечатление на американца Джорджа Кеннона, сотрудника Русско-американской телеграфной кампании, который оставил образное его описание. «Такого пения, такой пляски, такого возбуждения я никогда не видывал, оно разом уничтожило моё самообладание», – признаётся американец.[iii]
В первые годы ХХ столетия жили ещё в Маркове знатоки былин, эпического жанра, который к этому времени продолжал бытовать уже в немногих местах европейской части России. Былины, как и образцы других эпических жанров – баллады, исторические песни, сюжеты которых связаны с событиями XVII-XVIII вв., что вполне соответствует эпохе русского заселения края, были записаны в Маркове на фонограф зимой 1900-1901 годов отрядом Сибирского Полярного отдела американской Северо-Тихоокеанской экспедиции (The Jesup North Pacific Expedition).[iv] Для работы в Сибири были приглашены учёные из России, команду которых возглавили В.И. Иохельсон и В.Г. Богораз.
Было зафиксировано самое удалённое от метрополии бытование русского эпоса, и его исполнение убеждает в усвоении здесь традиции сольного сказительского мастерства, художественно осознанного, артистического напевного сказывания былин. Напевы некоторых былин представляют собой варианты по ряду признаков более ранние, чем напевы былин того же содержания из знаменитого рукописного сборника Кирши Данилова (XVIII в.).[v]
Это старший слой марковского фольклора, очевидно, переданный из уст первых русских поселенцев. Своими текстами (словесными и музыкальными) былины, записанные в Маркове, связаны, прежде всего, с эпическими традициями восточной части европейского Русского Севера, откуда, как известно, были родом участники первых отрядов землепроходцев, добравшихся до Колымы и Анадыря (оттуда же принесли они и традицию пения поздравительных рождественских виноградий).
На фонограф были записаны также скрипичные и ансамблевые – скрипка и балалайки – исполнения плясовых мелодий, собственно инструментальные и сопровождающие пение песен. Исторически – это первые, а географически – также самые отдалённые фонозаписи русской народной инструментальной музыки.
В сопровождении скрипки была записана историческая песня, версия сюжета о пленении Захария Чернышова (генерал-фельдмаршал, один из полководцев Семилетней войны с Пруссией 1756-1763 гг.). Было зафиксировано реальное воплощение традиции исполнения эпического произведения со скрипкой, косвенно отражённой в сборнике Кирши Данилова, в котором музыкальные тексты изложены в скрипичной фактуре.
Скрипка в Маркове была обиходным инструментом, здесь её сами же и мастерили, с ней и пели, и плясали. Она была трёхструнной, с лукообразным смычком На фонограф записаны изобретательные вариации плясового наигрыша «Камаринской», исполненные двумя местными скрипачами. Под Камаринскую плясали на вечёрках, выкрикивая задорные припевки.
Отличием марковской самодельной балалайки является то, что кроме двух струн, тянущихся вдоль всего корпуса и грифа, есть третья, короткая струна – приструнок. Колок, натягивающий её, крепится сбоку в нижней части шейки.
Анадырская партия Джесуповской экспедиции приобрела и отправила в Aмериканский Музей естественной истории в Нью-Йорке (The American Museum of Natural History) скрипку и балалайки, которые хранятся в запасниках музея, а анадырская балалайка выставлена на стенде в Сибирском зале музея[vi].
Русское пение с юкагирским колоритом
Песни, оставшиеся от старших поколений, здесь считают «своими, марковскими», а про те, что поют по радио, хоть и тоже народные, говорят: «Это не наши! Это русские!».
При том что фольклор марковцев составляют, прежде всего, русские жанры, в местной традиционной культуре заметно проступает и автохтонный слой. За три с лишком столетия “диффузность” взаимоотношений русских с аборигенами, их кровное родство, постоянное проживание на земле материнского рода, наследование его жизненных канонов, мифологических представлений, привели к появлению новых антропологических, в широком смысле, субъектов. В их жизни духовные, сакральные приоритеты из разных «миров» сосуществуют, уступая друг другу место, в зависимости от ситуации и необходимости. Особенности среды сказываются здесь и во многих обычаях, и в семейных отношениях, определили топику, жанровый состав и самобытность стилистики фольклора в целом.[vii]
В женском творчестве, в жанрах, обращённых к детям, особенно заметно проявляется то «фольклорное двуязычие» (термин В.А. Лапина), которое естественно возникает в среде метисов. В 2000 г.. во время своей последней экспедиция в Марково, автор этих строк записала сказочку «Про Чайку» – с напевными монологами, со звукоподражанием голосу птицы[viii]. Эта сказка, которой в Маркове тешили детей, с сюжетом «Свадьба птиц», относится к древнему пласту юкагирского фольклора. Напев, на который интонируется речь матери-Чайки, выбирающей жениха для дочери, несёт в себе явные черты фольклора аборигенов: преобладает бесполутоновость; мелодический рисунок построен на интонационном «раскачивании» внутри узкообъёмных попевок; ямбический музыкальный ритм – один из типовых в юкагирской, эвенкской и эвенской музыке (не совпадающий здесь, однако, с ударениями русских слов). Заключительный фрагмент сказочки (мать-Чайка оплакивает свою дочку-Чаечку, которую разодрал и съел выбранный жених – Ястреб) интересен ещё и тем, что свидетельствует: марковские чуванки владели причетным интонированием, хотя среди русских вокальных жанров здесь отсутствует жанр плача.[ix]Жанровое разнообразие местного песенного репертуара, поддерживалось в минувшем веке, во многом благодаря деятельности фольклорного хора «Марковские вечёрки». Организовался он ещё в 30-е годы; в 1967 году хор стал лауреатом Всесоюзного смотра сельской самодеятельности и вскоре получил звание Народный коллектив. Несмотря на то, что работа самодеятельного хора, как правило, согласуется со вкусом и требованиями сменяющихся художественных руководителей, подчинена формату выступлений на сцене, что приводит к неизбежным постепенным потерям в аутентичности, неутомимый энтузиазм и преданность участниц хора делу сохранения унаследованного песенного богатства стали залогом продления жизни традиционного репертуара в Маркове. [x]
Старейшая участница хора «Марковские вечёрки» чуванка Ксения Гавриловна Беляева обрабатывает шкурку камендервом. Марково, конец 60-х годов. Фото из архива Т.С. Шенталинской.
Профессиональные музыканты при первых же публикациях марковских песен с напевами отметили их мелодическую красоту: «Исключительный интерес представляет сам песенный материал. Особенно примечательны в этом смысле напевы песен, привлекательные эстетически и оригинальные по форме»[xi]. «Прежде всего, хочется отметить яркую художественность и оригинальность песенного материала. – Написала во внутренней рецензии на сборник «Марковские вечорки» руководитель Государственного Северного народного хора, народная артистка СССР Н.К. Мешко. – Песни отличаются красотой, мелодическим богатством, в них отчётливо проявляется высокая певческая культура, свойственная русским северным местностям и унаследованная жителями далёкой Чукотки. Все эти песни имеют репертуарную ценность».
***
...Рассказывают, что после расформирования Анадырского острога оставшееся казённое имущество было спрятано уходящим гарнизоном под землёй. Марковские жители вроде бы находили место схрона, но не решались его открывать, боясь, что клад кладётся с заговором и приносит несчастье находчику. Был ли, не был ли этот клад?.. А вот истинный, нерукотворный клад действительно оставили русские первопроходцы на «чюкотской землице», поделились духовным своим богатством, укоренили здесь русскую песню.
Автор: Татьяна Сергеевна Шенталинская. Этномузыколог. Член Союза композиторов России.
Сфера интересов: традиционная культура русскоязычных анклавов на северо-востоке Сибири.
Контакты: e-mail: vashent@mail.ru
[i] Долгих Б.О. Родовой и племенной состав народов Сибири в XV11 веке. Труды института этнографии. - том 55. - Москва, 1960. - С. 440\.
[ii] См. Савоскул С.С. Русская народная драматическая игра «Лодка» в селе Марково на Чукотке // Советская этнография. 1982. № 5. С. 120–122; Шенталинская Т.С. Русская «Лодка» на крайнем северо-востоке России // Русская народная песня: Неизвестные страницы музыкальной истории. В. 2. Российский институт истории искусств. Сектор фольклора. СПб., 2009. С. 154-174).
[iii] Кеннан Джордж. Кочевая жизнь в Сибири…СПб, 1897. С. 288.
[iv] Образцы русского фольклора, записные Джезуповской экспедицией были скопированы для автора в Архиве традиционной музыки Университета штата Индиана (Archives of Traditional Music, Indiana University, Bloomington. USA.) О Северо-Тихоокеанской экспедиции и публикацию расшифровок фонографических записей с напевами см.: Шенталинская Т.С. «Не прошло и ста лет…»: Фонографические записи русского фольклора американской Северо-Тихоокеанской экспедицией // Живая Старина. 1999. № 2. С. 31-34; Якубовская Е.И. Традиционный фольклор русского населения Анадыря и Колымы в записи В.Г. Богораза и В.И. Иохельсона // Русский фольклор. Вып. XXXIII. СПб., 2008. С. 181–246; Якубовская Е.И. Русский фольклор и христославные песнопения на Анадыре и Колыме в записи В.Г. Богораза, В.И. Иохельсона и Я. Строжецкого (1900 – 1903 гг.). // Русский фольклор. Вып. XXXVI. СПб., 2012. С. 332–433).
[v] Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым / Второе дополненное изд. подгот. А.П. Евгеньева и Б.Н. Путилов. М., 1977. № 9.
[vi] В ведомости имущества Северной Тихоокеанской экспедиции, составленной в апреле 1901 г. в Посту Ново-Мариинском значатся: 3 балалайки марковские и скрипка. – АРАН, фонд 250, опись 3, № 188, с. 12.
[vii] Шенталинская Т.С. Фольклор марковцев: к проблеме типологии традиционной культуры метисных групп северо-восточной Сибири // Традиционные музыкальные культуры на рубеже столетий: проблемы, методы, перспективы исследования. Материалы международной научной конференции. М., 2008. С. 159–166; вариант: Шенталинская Т.С. Фольклор [чуванцев] // Народы Северо-Востока Сибири. Серия «Народы и культура». М., 2010. (в главе IV.: Батьянова Е.П., Шенталинская Т.С. Духовная культура [чуванцев].) С. 486-498.
[viii] Исп. Матрёна Егоровна Черногор (1933 г.р.).
[ix] Публикацию записи сказки «Чаечка» см. Шенталинская Т.С. Элементы традиционной культуры аборигенов в русскоязычных анклавах на северо-востоке Сибири // традиционная культура и современный мир / Сб. материалов научной конференции. Гос. Республиканский центр русского фольклора. М., 2004. С. 68-80. Аудио запись можно услышать на компакт-диске «Марковские песни» (см. примеч. 9), № 23.
[x] Многие песни из репертуара самодеятельного хора были опубликованы: Шенталинская Т.С. «Марковские вечорки». Русские народные песни. Магадан, 1983; «Марковские песни». Аудио компакт-диск. Составитель и автор буклета-аннотации Т.Шенталинская, звукорежиссер А.Медведев. 2014. На диске представлено бытование песенного фольклора на протяжении 100 лет, от фонографических записей 1900-1901 гг. до полевых записей автора-составителя, сделанных в 2000 г.
[xi] Из внутренней музыковедческой рецензии на статью Т. Шенталинская «Русская песня на Чукотке» в журнале «Советская музыка», 1972, № 11. С. 113 –117.
