«Стирая пыль...» Коллективная монография «Прогнозы расселения и планировки новых городов Крайнего Севера»

Автор фото Ярослав Никитин, GeoPhoto.ru

Общее введение в серию публикаций

«В Советское время развивали Север, не то, что сейчас», – всё чаще слышатся такие суждения, сопровождающиеся призывами вернуться к практикам освоения Крайнего Севера и Арктики. Однако уже мало кто представляет, что именно происходило, и ещё меньше – как планировалось освоение Крайнего Севера хотя бы в последние советские десятилетия. Здесь уже много мифов, среди которых самый распространённый звучит так: СССР строил на Севере города, тогда как зарубежный Север осваивался вахтой (спойлер: СССР был среди пионеров внедрения вахтового метода, просто масштабы нефтегазовых месторождений на Севере СССР и, допустим, Аляски несопоставимы). А вот как именно сочетались города и вахтовые посёлки, какое им готовилось будущее – это помнят, пожалуй, только участники событий. Научная мысль в сфере освоения, плановые работы практически прерывались настолько, что от советской школы освоения – по моему опыту человека, получившего высшее образование уже в 90-е, – остались лишь какие-то фрагменты, наподобие фрагментов древних цивилизаций. Занимаясь плотно социально-экономической географией Севера и Арктики последние десять лет как в прикладном, так и в научном плане, берусь утверждать, что сегодня нет единой сколько-нибудь стройной картины перспектив освоения Севера и Арктики. Есть сложившаяся практика реализации ресурсных проектов – и вот тут вполне прослеживаются понятные и более-менее устоявшиеся принципы. Принципы эти совершенно «не бьются» с остатками советских стереотипов относительно того, как должен осваиваться Север, поэтому периодически не только в СМИ, но и в проектных командах приходится слышать самые причудливые суждения.

Именно поэтому пришла идея «поднять» основные положения научных воззрений об освоении Севера конца 1970-х годов: именно тогда формировались системы расселения в «районах нового освоения» на Севере, которые, в конечном итоге, мы имеем сейчас. Но должны ли они были развиваться дальше, и если да, то в какую сторону? Старые книги дают ответы на многие вопросы. Говоря о ликвидации или развитии сегодня отдельных посёлков, важно понимать, на сколько лет они планировались изначально. Ликвидируя ветхое жильё, полезно знать, что его расчётный срок службы давно вышел – и проблема оказалась не столько в жилье, сколько в том, что «что-то пошло не так» в политике расселения. Наконец, важно понять, в расчёте на какие проекты были построены те или иные посёлки, те или иные отрезки путей, порты. Сегодня вместо тех проектов зачастую уже реализованы альтернативные, и вместо воскрешения призраков нужно бы просчитывать схемы, адекватные сегодняшним реалиям.

Но понимание Севера, его ограничений и перспектив, которое было достигнуто в советское время, и сегодня представляется во многом актуальным и точным. Лично мне потребовалось много лет, чтобы выйти на те принципы, которые оказались разработаны советскими планировщиками (и затем почти забыты). Пульсирующий, с заведомо меняющейся численностью населения, северный город. Большая насыщеннос­ть объектами сферы услуг удалённых город­ов – по сравнению с городами той же численности в основной зоне рас­селения – очевидные циркумпол­ярные реалии начала XX века и исчезающая натура к его концу. Подвижная – по мере освоения – граница Севера, и многое другое.

Ради восстановления тех замечательных находок, переосмысления и включения их в современный научный оборот задумана эта серия публикаций «рецензий старых» книг: ревизия изложенных в 1970—80-е годы концепций освоения Севера с современных позиций. 

Книга первая. Прогнозы расселения и планировки городов Крайнего Севера

Под ред. канд. Арх. Л.К. Панова. Л.: Стройиздат (Ленинградское отделение), 1973. 200 с. (Гос. ком. по гражд. стр-ву и архит. при Госстрое СССР, Науч.-исслед. и проектный ин-т по разработке генеральных планов и проектов застройки городов, ЛенНИИР градостроительства). Авторы: Л.К. Панов, С.П. Семенов, З.Ф. Шимановская, А.Ю. Белинский, В.В. Кадников.

Ленинградский научно-исследовательский и проектный институт по разработке генеральных планов и проектов застройки городов (ЛенНИИПградостроительства, сегодня – АО «Научно-исследовательский и проектный институт по разработке генеральных планов и проектов застройки городов», АО «НИИПГрадостроительства») был одним из ведущих институтов страны, занимавшихся проектами систем расселения и планировки населённых пунктов в районах нового освоения. Рассматриваемая книга основана на исследованиях по темам конца 1960-х и начала 1970-х годов «Прогнозы перспективных форм и систем расселения в районех Крайнего Севера» и «Прогнозы развития планировки и архитектуры новых городов Крайнего Севера». Эта работа позволяет понять комплексное видение развития систем расселения на Крайнем Севере, зачем, для кого и как они проектировались в период интенсивного освоения нефтяных и газовых богатств Западной Сибири (как тогда это называлось), и других природных реурсов Севера.

Во имя ресурсов

Целью освоения Севера в этот период обозначалось промышленное освоение ресурсов – книга ожидаемо начинается с директив XXIV съезда КПСС «… усилить разведку и освоение новых месторжодений нефти природного газа в районах Европейского Севера, в Западной Сибири создать крупнейшую в стране базу нефтяной промышленности, довесли в 1975 году добычу нефти не менее чем до 120–125 млн тонн…» (3; здесь и далее, приводя цитаты, для краткости будем указывать только страницу данного издания). Все остальные задачи рассматривались как производные от задач промышленного освоения: «широкие машстабы освоения требуют привлечения значительных контингентов трудящихся, поэтому проблемы расселения и планировочной организации населённых мест имеют первостепенное значение. Градостроительное освоение должно рассматриваться как один из наибоее действенных метсодов оптимизации общего процесса промышленного освоения…» (4).

Речь шла местами о прямо-таки «наступлении на Север» (16). Подобное несколько циничное отношение к Северу практически исключительно как к источнику ресурсов для социалистической промышленности вызывало в те годы сопротивление – в первую очередь, со стороны северян более старых районов, которым, понятно, не хотелось превращения их родины (или «второй родины», если люди приехали извне, но уже успели укорениться) в какой-то «подсобный цех» хозяйства страны. Ранее уже приходилось говорить об этом интеллектуальном противостоянии:

«Генетические корни формулы «взять ресурсы», по-видимому, берут начало из пресловутой теории всяческих удорожаний в народном хозяйстве на Севере. Эта теория хорошо согласуется с бесхозяйственностью, но противоречит целям комплексного развития производительных сил на Севере страны.

Авторы этой формулы, поспешившие возвести ее в ранг концептуальной схемы освоения новых районов промышленного развития, достаточно последовательны, их взгляды сводятся к следующему:

капитальные вложения должны выделяться не на комплексное освоение нового района промышленного развития, а на каждый данный отраслевой объект капитального строительства с учетом обслуживающих и вспомогательных производств;

…

Преимущественным методом обеспечения этих промышленных объектов рабочей силой должен быть метод так называемого «переменного состава», опирающийся на вахтенные поселки.

Мы считаем неприемлемыми эти взгляды, поскольку они базируются на узко ведомственных интересах и по существу игнорируют важнейшие аспекты народнохозяйственного освоения Севера»[1].

Теперь дадим слово сторонникам концепции.

Экономия затрат

Знаменитый тезис «экономика должна быть экономной» прозвучит на десять лет позже написания рассматриваемого текста, на XXVI съезде КПСС. Однако уже в начале 1970-х годов внятно заявлялось об освоении Севера «малой кровью», с максимально ограниченным привлечением на Север людей:

«На Севере обустройство и содержание человека обходится в 3—5 раз дороже, чем в средней полосе, поэтому первоочередной является задача сокращения численности населения, привлекаемого из других районов (выделено мной – НЗ)» (4).

Сегодня кажется поразительным, но тезис об ограничении численности населения на Севере идёт в книге планировщиков 70-х рефреном – и что особенно удивительно, это сочетание тезиса об ограничении численности привлекаемых работников с масштабной программой северных льгот, максимально развёрнутой в конце 1960-х годов.

Масштабы

«Особенностью современного этапа являются постоянно возрастающие темпы и масштабы освоения районов Крайнего Севера. В ряде случаев наметилась чёткая тенденция перехода от разрозненного очагового освоения к одновременному промышленному освоению значительных по размерам территорий. Мировая практика не имеет подобных примеров развития вновь осваиваемых районов» (3).

Совершенно верно – если добавить, что речь идёт о существенно удалённых от ранее освоенных зон районов нового освоения. С чем связан масштаб? Просится ответ, что лишь советской власти было под силу реализовать столь грандиозные планы. Но посмотрим, где в мире вообще есть схожие по богатству запасов месторождения. Даже беглый просмотр перечня нескольких десятков нефтяных месторождений-гигантов мира даёт только два района их концентрации: Персидский залив и Западная Сибирь. На Аляске месторождение-гигант одно (Прадхо-Бей) – и уже оно определило экономику штата; в Западной Сибири таких – десяток. В Канаде огромные по запасам месторождения битуминозных песков занимают большую площадь в суровой зоне страны – но и они почти умещаются на площади одной провинции (Альберта). И между прочим, третий сегодня по численности населения город-миллионер Калгари до начала масштабной разработки битуминозных песков был всего лишь десятым в стране со 120 тысячами жителей, так что и здесь разработка нефти весьма влияла на рост городов (да, справедливости ради заметим, что на нефтяных месторождениях здесь не ставили новых городов – но до 1970-х годов ставили на железорудных!).

И тем не менее, Западная Сибирь просто не имеет аналогов по запасам углеводородов. Если с чем её и можно сравнивать, то с Персидским заливом – но там «цивилизация» намного ближе, а организация вывоза морем – проще, а новые города – тоже растут, но это, как говорится, уже другая история. По сути, в реальной истории Западной Сибири просто не было аналогов по факту разработки гигантских запасов, и уже одно это создавало базу для отсутствия аналогов в масштабах городского строительства. На эту базу, разумеется, накладывались уже отдельные нюансы. 

Здесь жить нельзя: зональный подход

В основе позднесоветского подхода к освоению Северу лежало чёткое (хотя и в разных вариантах – как показано выше) географическое зонирование Севера: «Одним из основополагающих вопросов освоения Севера является проблема формирования постоянного населения. К формированию постоянного населения при градостроительном освоении необходимо подходить, исходя из конкретных условий, в соответствии с санитарно-гигиеническими требованиями и нормами пребывания на открытом воздухе» (13). Именно зональный подход был призван определять принципы проектировки в каждом конкретном месте.

При всём внимании к Северу, так и не было выработано единого подхода к районированию, что, впрочем, не удивительно: разные прикладные задачи давали «на выходе» разные границы Севера, его границы «плыли» от работы к работе. И в то же самое время «высокая» академическая наука считала непреложным единый и однозначный вариант границ экономических районов. В 1989 году вышла нашумевшая монография Л.В. Смирнягина «Районы США. Портрет современной Америки», и «нашумела» она, в частности, тем, что в ней на одну карту были наложены десятки разных границ районов США от разных авторов. Это иллюстрировало важный идеологический посыл: мол, «у них» допустимо различие подходов к районированию. Упоминаю об этом, чтобы показать, насколько, видимо, особняком шло осмысление практики освоения Севера в Советском Союзе: догмы (или, возможно, «высокая наука») были отдельно, а Север, требовавший быстрых прикладных решений, – похоже, отдельно.

Действительно, почти «смирнягинская» по духу карта, с тремя вариантами границ Крайнего Севера приводится ленинградцами в 1974 году: здесь выделены собственно границы Крайнего Севера и приравненных к ним местностей (граница зоны, для которой определены льготы трудящимся в рамках трудового законодательства), граница Северной строительно-климатической подзоны и граница вечной мерзлоты (граница зоны распространение вечномерзлых грунтов нередко – и справедливо – рассматривалась как самостоятельный признак особых условий строительства):

Карта разных вариантов границ Севера (стр. 10)

Более того, авторы прямо указывали, что границы Крайнего Севера и приравненных к ним местностей, утверждённые Указом Президиума Верховного Совета СССР от 10 февраля 1960 г. и от 26 сентября 1967 г., утверждённые Постановлением Совета Министров СССР от 10 ноября 1967 г. № 1029, «не совпадают с границами Севера, предлагаемыми различными специализированными научно-исследовательскими организациями, разрабатывающими вопросы проектирования и строительства на Крайнем Севере… не соответствуют и климатическому районированию СНиП (глава II-А. 6–62 и глава II-Л. 1–62)… до настоящего времени нет ни одной работы, в которой давалась бы климатическая картина Севера по комплексным критериям оценки климата[2] и рекомендации по градостроительному учёту этих критериев в каждом районе или зоне» (8).

В своей работе авторы использовали зональный подход, предложенный Красноярским ПромстройНИИпроектом: Северная строительно-климатическая зона, разделяемая на три подзоны.

Климатические подзоны Северной строительно-климатической подзоны (стр. 14)

Наиболее суровые районы рассматривались как неблагоприятные для жизни – именно эта зона связывалась с рекомендациями на всевозможное ограничение пребывания человека в этой зоне.

И снова сюрприз для сегодняшних желающих «продолжить советские традиции освоения Севера»: в отношении самой неблагоприятной подзоны даются прямо-таки запретительные рекомендации:

«В первой подзоне нахождение человека на открытом воздухе даже в тёплой одежде в течение длительного времени противопоказано. Следовательно, в этой подзоне для нормальной жизнедеятельности человека в жилых образованиях должен создаваться постоянный искусственный микроклимат. Эта подзона по санитарно-гигиеническим условиям наименее пригодна для длительного проживания человека. В ближайшем будущем на территории населённых мест должны сооружаться крытые пешеходные переходы на основных коммуникациях к детским и другим учреждениям повседневного обслуживания, а в дальнейшем, возможно, строиться искусственные покрытия над жилыми комплексами и населёнными местами в целом. Формирование здесь постоянного населения нецелесообразно. Возникающие в этой зоне производственные потребности должны удовлетворяться временными кадрами с ограниченными сроками пребывания, причём желательно преимущественно бессемейным контингентом трудящихся» (13).

Удивительно, насколько забылись сегодня эти предостережения – это становится очевидно, если осознать, что это как раз районы по трассе Северного морского пути (см. карту). Здесь же расположены Воркута, Норильск, Певек и многие другие северные города и почти на её границе – Магадан. Эта самая неблагоприятная подзона сформирована территориями не столько холодными, сколько влажными и ветреными: «Вдоль побережья северных морей … сильные зимние ветры (50 м/сек и более) в сочетании с низкими температурами воздуха (до –50˚С), короткое холодное лето с частыми дождями (иногда мокрым снегом) и туманами. Самая холодная зимой зона – сегодня это внутренняя часть арктической зоны и прилегающие более южные территории (в частности, район Оймякона) – считалась сравнительно даже более благоприятной для проживания, чем первая, прибрежная. В отдельных районах второй зоны «может формироваться постоянное население, что потребует соответствующих форм и систем расселения, особого демографического состава населения…» (14). И только «в исключительных случаях, когда в первой и второй подзонах вместо бессемейного контингента трудящихся всё же предусматривается массовое посемейное заселение, требуется особый подход к организации жизни семьи, дополнительные мероприятия и значительные затраты» (14).

Лишь третья, таёжная подзона считалась подходящей для формирования постоянного населения без ограничений. Это, заметим, территория южнее Якутска (при том что почти вся Западная Сибирь южнее Салехарда вообще не включалась в Северную строительно-климатическую подзону – по сравнению с Якутском это как бы и не Север).

Не вместо, а вместе: и вахта, и города

Любопытно, что, создавая, по сути, глубоко структурированную систему населённых мест, постоянных и временных, авторы не забывали подчёркивать отличия советской системы освоения от западной «колонизации».

Вчитаемся в эти строки внимательно: «Многолетняя практика строительства населённых мест, научные и проектные проработки показывают, что наиболее приемлемым путём градостроительного освоения Севера в наших условиях является строительство городов для проживания постоянного населения, в отличие от зарубежной практики, где в основу общей политики освоения Севера положены методы колонизации [заметим ещё раз: у нас – «освоение», у них – «колонизация», это, надо думать, было принципиально важно] с созданием сугубо временных поселений на базе эксплуатации природных ресурсов» (19).

Аналогичные отличия устанавливались, разумеется, и с проклятым царским прошлым: «Для всего дореволюционного периода характерно бесплановое освоение природных богатств Севера… Кроме того, в тот период ещё не назрела экономичская необходимость широкого вовлечения в хозяйственный оборот страны больших масс природных ресурсов» (16).

Чего здесь больше: реальных различий или подобные фразы – всё же дань идеологическим требованиям, вроде цитат Ленина или Маркса во первых строках любой научной работы? Конечно, социалистическое планирование имело свои особенности, но думается, что противопоставление советских постоянных городов «их» сугубо временным поселениям – скорее дань идеологии, чем отражение реальных различий (спойлер: об этом можно будет почитать в готовящемся разборе книг классика исследований Севера зарубежных стран Г.А. Аграната).

Несколькими страницами ниже раскрывается реальный государственный подход к освоению Севера в СССР: «Дальнейшее градостроительное освоение Севера должно идти одновременно по двум взаимосвязанным параллельным путям: создание городов – центров осваиваемых районов и строительство экономически и функционально оправданных в конкретных местах постоянных и временных (с полным инженерным оборудованием) сборно-разборных, мобильных и других поселений. Оба эти направления объединяются системным принципом в размещении населённых мест, предусматривающим наиболее экономически эффективное промышленное производство и всемерное улучшение труда, быта и отдыха населения Севера» (33). 

Компенсации

Последний аспект очень интересен следующим нюансом: советский человек, «попадающий» в эту зону во имя взятия ресурсов не должен был жить хуже товарищей, оставшихся южнее, – а поскольку условия на Севере хуже априори, то важнейшей идеей планирования поселений для условий Севера стало создание для северян условий лучших, чем в более южных районах. Условия социальные должны были компенсировать условия природные. Подоплёка: нужно было обеспечить, чтобы люди не уезжали с Севера до конца трудоспособного периода, а не просто социальную справедливость (о чём чуть ниже).

Усилия по такой компенсации велись в двух направлениях. С одной стороны, это особенности планировки (более удобные, просторные квартиры), расширенные возможности времяпрепровождения в закрытых помещениях, большая насыщенность городов досуговыми учреждениями.

Удивительно, кстати, сколько внимания уделялось психологической адаптации: сегодня практически никто (кроме медиков) почти не вспоминает, тяжело ли переезжать на Север – а ведь перед «приезжим населением» «встаёт необходимость биологической и психологической акклиматизации» (16). Создаётся впечатление, что советские люди – менее чувствительные к бытовому комфорту – были чуть не более изнеженные в плане восприятия климата и полярной ночи; впрочем, средств защиты от суровых погодных условий, от удобной одежды до личных автомобилей и т.п., тогда действительно было куда меньше, и поселенцы встречали Север лицом к лицу куда чаще, чем на пробежке от подъезда до машины.

Второе направление интереснее – это путь повышения качества жизни за счёт получения эффектов от взаимосвязей населённых пунктов. Звучит очень в духе современных трендов ориентации на агломерационные эффекты и прочую оптимизацию.

Речь шла вот о чём. «Социально-экномические, природно-климатические и другие требования подтверждают правильность выдвинутой в ЛенНИИП градостроительства гипотезы группового расселения для районов Крайнего Севера, так как только при этих условиях можно достичь высокого уровня обслуживания, широкой механизации производственных процессов и организации новых производств. Групповое расселение и его высшее проявление – системы расселения на базе экономического развития ускорят освоение Севера и создадут максимальный эффект в улучшении труда, быта и отдыха населения, будут способствовать продлению проживания людей на Севере [вот оно: не просто «хорошо жить», для экономики важнее – «не уезжать раньше времени»] и быстрейшему формированию постоянного населения» (18).

Подобные процессы сейчас обсуждаются в контексте агломерационного эффекта: чем больше людей живёт в одном месте, чем крупнее населённый пункт, тем проще и дешевле организовать в нём широкий спектр социальных и культурных услуг. Грубо говоря, в крупном городе рынок потребителей позволяет окупаться торгово-развлекательному центру с самым разнообразным спектром точек питания и развлечений, тогда как в маленьком городе с узким рынком сбыта окупятся, дай бог, промтоварный и продовольственный магазины и кафе «Сказка». Что-то похожее предлагалось и для Севера – с той разницей, что совокупный рынок потребителей на более-менее достойный набор услуг собирался по разным поселениям (группе поселений), увязанных между собой. Условием для развития такого рода межселенных взаимосвязей должен был стать удобный транспорт.

«Совершенствование методов труда в конечном итоге – это экономия времени. Намечаемый ввод промышленных мощностей в кратчайшие сроки невозможен без создания транспортных систем, обеспечивающих круглогодичны быстрые, надёжные, всепогодные и устойчивые грузовые и пассажирские связи. Из-за специфики производственного цикла на Севере, где иногда места приложения труда и проживания могут быть разделены большими расстояниями, организация транспортных связей имеет особо важное значение…

Проведённые исследования дают основание предложить пути наиболее целесообразного развития городов и посёлков в виде систем расселения как градостроительного метода, который метода, который позволит организовать эффективное производство, благоустроенное жильё, транспортные связи, культурно-бытовое обслуживание, отдых населения и также сократить потребность в трудовых ресурсах.

Наряду с преобразованием существующего расселения могут быть созданы и новые системы расселения, развитие которых возможно лишь при качественно новой организации транспортных связей» (4).

Сегодня для плотно населённых районов разных стран мира говорят о высокоскоростных транспортных магистралях: быстрое перемещение между городами расширяет потенциальный рынок труда и сбыта услуг в обоих связанных центрах, что стимулирует их экономику. Тогда же речь шла о достижимости Севера как такового, только что ставшей возможной: появились дальнемагистральные самолёты, садящиеся «прямо на поляну» вертолеты; новая дорожная техника позволяла проще прокладывать наземные транспортные магистрали. Пожалуй, упоение от открывающейся проницаемости пространства тех лет можно сранить с упоением доступности первых лет паровозного транспорта: неслучайно про паровозы писали поэмы и снимали первые же фильмы. Про Байкало-Амурскую магистраль и «лётчика над тайгою» тоже пели песни – и в этой обстановке рисовали свои проекты расселения проектировщики.

Их позднесоветские планировочные модели Крайнего Севера – настоящий гимн географии, основанный, заметим, не просто на агломерационном эффекте, но на многоярусной системе взаимодействия населённых мест, в которой потребителями услуг более крупных (и южных) городов систематически оказываются жители населённых пунктов в их сфере обслуживания – своего рода «растянутый» на северные расстояния Кристаллер[3] с поправкой на социалистические модели снабжения. Пожалуй, ни до, ни после у экономгеографов и пространственных экономистов не было возможности вот так масштабно воплощать свои схемы систем расселения с чистого листа целыми макрорайонами; зарубежные географы ничего близкого не имели в своей практике. В Канаде были попытки создания похожих проектов – и тоже на Севере, и с опорой на опыт СССР, но они так и остались невоплощёнными. В какой-то мере и советские разработки были мечтами о (планируемом) счастье, путь к которому открывался за счёт только что открывшихся возможностей межрайонного транспортного сообщения второй половины XX века. То было время упоения новыми экономическими возможностями, которые открывались за счёт получения экономии на межрайонных обменах товарами, услугами и людьми, за счёт «межрайонного разделения труда» – время, наверное, пика надежд и мечтаний «моделистов» пространственной экономики. Особенно – хочется подчеркнуть – надежды были связаны с Севером, хотя транспортная ситуация улучшалась по всей стране (и по всему миру): «На Крайнем Севере внедрение достижений науки и техники ещё более эффективно, чем в средней полосе, хотя первоначальные капитальные вложения могут быть и выше» (4).

О принципах конструирования конкретных систем расселения на Крайнем Севере в работах ЛенНИИПградостроительства – в продолжении обзора. 

***

Надежда Юрьевна Замятина, канд. геогр. наук, ведущий научный сотрудник географического факультета МГУ им. Ломоносова, зам. ген. директора Института регионального консалтинга, специально для GoArctic

Полный текст книги доступен здесь.  

[1] Яновский В. В.  Человек и Север. Магадан: Магаданское кн. изд-во, 1969. Стр. 21.

[2] Впоследствии комплексные работы появились – но без привязки к градостроительной проблематике.

[3] Известная теория центральных мест Вальтера Кристаллера, увязывающего взаимное размещение населённых пунктов разного размера в виде упорядоченной сети и их хозяйственных и транспортных связей.