Сейчас в Архангельске

22:43 -1 ˚С Погода
18+

Антропология холода, пурги и полярной ночи

Насколько Арктика в своих трёх зимних составляющих гибельна для человека средних широт?

Природа Арктики Удалённые поселения Полярная ночь Пурга Коллекция GoArctic
Николай Плужников
10 июня, 2024, 13:54

Антропология холода, пурги и полярной ночи


Продолжаем знакомить вас с публикациями из коллекции GoArctic, регулярно пополняемой редакцией при погружении в наши обширные арктические архивы.

Сегодня предлагаем вашему вниманию статью, опубликованную в феврале 2022 года, о том, насколько традиционные сезонные явления на севере опасны для человека и как люди всё равно осваивали высокие широты, несмотря на медведей, цингу и отсутствие солнца.  

Постановка проблемы

Арктика – это такое место на Земле, где очень холодно. Поэтому сначала я думал ограничиться антропологией холода, тем более что в прошлом году коллеги пригласили меня на антропологический конгресс, и там была секция «Антропология холода», где я собирался сделать доклад.

Потом, размышляя над общей картиной жизни в Арктике, я вспомнил, что холод – это не самое умопомрачительное явление для человека, ведь северный полюс холода находится в Оймяконе (Якутия), а это таёжная зона, совсем не Арктика, и люди там обитают вполне обычные. Но вместе с холодом Арктику (и Антарктику) отличает от других регионов полярная ночь, которая длится по-разному – в Дудинке, к примеру, это около 45 суток, с конца ноября по середину января. Как-то раз, в разгар полярной ночи, я оказался в Дудинке. Там зашёл к своему другу и на вопрос: «Как ты себя ощущаешь?» – он ответил: «Эта ночь достала, все время хочется спать!». Действительно, в заполярном городе в это время днём чувствуешь себя как в аквариуме с мутной водой. (Годами позже мой друг нашел выход: он записался в секцию взрослого любительского хоккея и перестал впадать в спячку.) Однако когда в середине дня я ехал на автобусе по тундре, то увидел, что половина небосвода оказалась зеленовато-светлой, только Солнце было за горизонтом. Это время – часа на три-четыре, но дневной свет в городе за домами почти не чувствуется.

Вероятно, самое страшное явление в зимней Арктике – это пурга. Единственный зверь, который любит холод – северный олень. У него ворсинки шерсти внутри полые – там воздух и поэтому шкура очень тёплая. Сильная пурга способна разогнать оленье стадо – олени бегут навстречу ветру, который плотно сжимает их шерсть и не позволяет проникнуть холоду. Однако даже олень на зиму уходит в зону лесов. Но есть человек, и у него свой олень – домашний. Когда у человека оленей мало, он может зимовать в тундре, занимаясь промыслом песца или тюленя – олень ему послушен. Но если стадо большое, оно может уйти на юг – подобно своему дикому собрату. Мой нганасанский друг Лёня Костеркин, зимуя со своей семьёй на охотничьей точке в районе реки Угарная, так потерял свою четырнадцатилетнюю дочь: она вышла из дому в пургу, заблудилась и замерзла.

Это небольшое письменное исследование о том, насколько Арктика в своих трёх зимних составляющих гибельна для человека средних широт. Или только опасна, как могут быть опасными горы, пустыни или океаны.


Мрачный экстрим (часть первая)

Совсем далеко

Это остров Шпицберген и два архипелага – Новая Земля и Земля Франца-Иосифа (ЗФИ). Последняя была открыта случайно: этот архипелаг, благодаря ветрам и морским течениям, обнаружила в 1873 году австро-венгерская парусно-паровая шхуна «Адмирал Тегетгоф», затёртая льдами у западного берега Новой Земли и дрейфовавшая с ними до ЗФИ. 

– Платон, зачем же ты-то сам пошёл?

– Из-за интересу. Вот и теперь сосет в груди: какая-такая земля Францыосифа? Даже во сне сколько раз видал! – Тянет. Жизни не жалко. (Разговор с матросом на «св. Фоке» – Н.В. Пинегин «В ледяных просторах».) 

«На Земле Франца-Иосифа не живёт, не может жить человек, и там нет человека. На Шпицбергене – не может жить человек, но человечество послало туда людей». Это крик души писателя Бориса Пильняка, который написал в 1925 году повесть «Заволочье». Можно подумать, что он сильно преувеличивает, наслушавшись страшных баек о Севере. Но нет, в 1924 году он видел своими глазами и ЗФИ, и Шпицберген, сам оказавшись в полярной экспедиции. Вероятно, его «Заволочье» – одна из самых ужасных книг про Арктику. В противовес ему художник Николай Пинегин – природный оптимист, хотя его книга посвящена экспедиции Георгия Седова (в которой он сам участвовал) и трагической гибели её великого руководителя. 

На острове Гукера, который относится к ЗФИ, я оказался летом 2012 г. Когда меня приглашали в эту экспедицию (в качестве художника), то сказали: «Соглашайтесь! Вы не пожалеете – там очень красиво!». Там действительно было очень красиво! Лето: красные, жёлтые мхи и лишайники на камнях, и даже трава, которая растёт в средней полосе, и даже жёлтые полярные маки! Мы работали на территории первой советской метеостанции, которая возникла в 1928 году в глубокой бухте, отгороженной от моря вулканическими столовыми горами и ледниками. Однажды мы вышли прогуляться в сторону открытого моря. Проходим метров двести, и обнаруживаем, что растительность кончилась – один голый камень. А дальше – ледник, один голый лёд. Это оказалось очень страшное ощущение – полное, космическое отсутствие жизни. А потом я узнал, что по этой причине наш остров Гукера в 1960-е годы снова стал необитаемым: метеостанцию перевели на остров Хейса. Вдруг обнаружилось, что метеостанция за всё время своего существования передавала неправильный прогноз погоды: тут был микроклимат.


Солнце

Здесь отношение к светилу иное – оно рождено тем трепетом, который внушает долгая полярная ночь. Если говорить о таком специфическом заболевании, как полярная цинга (не будем забывать, что цинга бывает ещё морская, лагерная и т.д.), то оно возникает как раз в ночную часть года. Об этом времени, когда в 1912 г. «Св. Фока» был зажат льдами у Северного острова Новой Земли, Пинегин пишет: 

«Скоро будет месяц, как солнце покинуло нас. Отсутствие его начинает чувствоваться физически: чего-то недостаёт – странное ощущение. Иногда нападает апатия, не хочется ни думать, ни читать. Время тянется медленно. Как будто в ожидании. Будто вынут жизненный огонь. Не ночь ли вечная тушит дрожание нервов? … Мы становимся солнцепоклонниками. Тоска по солнцу не имеет в основе тоски от безделья». 

Я пробыл на острове Гукера полтора месяца – с начала навигации всё лето и начало осени, но за это время увидел лишь шесть ясных солнечных дней. Какой же это оказался праздник! Я не представлял себе, что так можно радоваться солнцу. Летом – это край туманов и частой мороси. Даже когда солнце было скрыто за облаками, но через невидимые просветы его тёплый свет ложился на льды и скалы – как же это было прекрасно!


Цинга

У Пинегина можно найти любопытную справку: Доктор Кук в отчёте об экспедиции «Бельжика» объясняет недомогания в полярную ночь подневольной малоподвижностью и отсутствием необходимого организму солнечного света. Кук все недомогания называет «полярной анемией» и считает, что этой болезни подвержены все без исключения, зимующие в полярных странах. Доктор Шарко, два раза стоявший во главе французских экспедиций в южнополярные страны, замечал на себе и на спутниках действие полярной ночи приблизительно в таких же формах, как и мы. Но он считает все недомогания следствием употребления консервированной пищи. При осаде Севастополя среди союзных войск, питавшихся исключительно консервами, по его словам, наблюдалась совершенно такая же болезнь. Он называет её «консервной болезнью» (maladie de conserves) и приходит к выводу, что эта болезнь не что иное, как первоначальная стадия цинги. При неправильном питании она переходит в настоящую цингу. И цинга, и «консервная болезнь», по его наблюдениям, излечиваются мясной диетой. Джексон, перезимовавший три зимы на Земле Франца-Иосифа, считал, что цинга вызывается отравлением птомаинами – продуктами разложения мяса, заражённого бактериями.


Моральный урон

Вряд ли я ещё где-нибудь нашёл бы подобное размышление, кроме как у Пинегина. Судя по его языку, он вообще был весёлый человек, даже когда писал о серьёзных вещах: Среди обитателей «Фоки» вера в удачу на севере стояла невысоко. Считалось, что там больше помех, чем возможностей. Ветер дует всегда навстречу. Медведь приходит, когда в него невозможно стрелять: если нет собак, мешает это обстоятельство, – есть собаки – мешают они. Есть патроны – нет медведя, есть медведи – нет патронов. Ружья стреляют всё время кроме поры настоятельной необходимости, самые сильные бури – во время экскурсий. Чтобы испортить погоду, следует отправиться в экскурсию.

Этот отрывок – свидетельство тому, что человек, попадая в Арктику, обнаруживает свою беспомощность в самых обычных бытовых обстоятельствах, и он к этой беспомощности оказывается совершенно не готов.


Безумие

«На радиостанции Х, в полярных снегах, в полугодовой ночи, в полярных сияниях, зимовали пять человек, отрезанных тысячами вёрст от мира… они все перехворали цингой; они не выходили из дома, потому что каждый боялся, что другой его подстрелит, и они сидели по углам и спали с винтовками,– они из углов, уговаривались идти из дому без оружия, когда метелями срывало антенны, и всем пятерым надо было выходить на работу; все пятеро были сумасшедшими». 

Это написал Борис Пильняк. Ну да, писатель, мастер слова…

В 2012 г. мне сотрудники научной экспедиции рассказали про метеостанцию на острове Хейса, куда они зашли на яхте, исследуя архипелаг. Их встретил начальник. Первым делом он стрельнул пачку сигарет, потом помолчал и сказал: «Ну что, показать вам тапочки?» – «Какие тапочки?» – «Ну, того, кого в прошлом году задрал медведь». Разговаривать было не о чем. На метеостанции работало четыре человека, и они уже давно не разговаривали друг с другом.

На острове Гукера помимо своей основной работы художника, я вместе со всеми убирал мусор первой советской метеостанции – специализировался на стекле. Стекла было поразительно много, по большей части, бутылочного и очень мелкого. И тут я понял, что это – ещё один пример полярного помутнения рассудка: из дома выходит полярник с пустой бутылкой и изо всех сил швыряет бутылку о камни – фонтан осколков! Мне могут возразить – это обычная психотерапия: вот семейные сцены – нередко кончаются битьем посуды, и дальше наступает семейный мир. Однако осколки посуды потом убираются, потому что это дом, а здесь они лежат, впиваясь в обувь всех, кто тут ходит (в годы расцвета здесь одновременно могло жить чуть ли не двести человек), делая её негодной для обычной здесь летом постоянной промозглой сырости. Видимо, тут не было принято об этом думать.

   

Поморский сказитель Шергин

В отличие от ЗФИ, Шпицберген (по-русски Грумант) и Новую Землю норвежцы и русские начали осваивать ещё в средние века. Но это были мужские сезонные промысловые экспедиции, никто там жить не собирался, но зимовки случались нередко, вполне запланировано, хоть и не всегда. В тех случаях, когда предполагалась зимовка, у русских было принято везти с собой сказочника или певца. Это была хорошо оплачиваемая работа, потому что именно его усилиями люди полярной ночью, впадая в тоску, не умирали от цинги. У Бориса Шергина по этому поводу в «Рассказах про старого кормщика Ивана Рядника» есть лаконичный текст:

Дружина спросила Рядника: – Почему на зимовье у мёрзлого моря ты и шутил, и смеялся, и песни пел, и сказки врал? А здесь, на Двине, беседуешь строго, говоришь учительно, мыслишь о полезном.

Иван Рядник рассмеялся: – Я мыслил о полезном и тогда, когда старался вас развеселить да рассмешить. На зимовье скука караулит человека. Я своим весельем отымал у вас болезни. А здесь и без меня веселье: здесь людно и громко, детский смех и девья песня. Я свои потешки соблюдаю до другой зимовки. 

У Пинегина подробно и ярко описаны праздники на «Св. Фоке» во время его экспедиции. Но праздники случались не каждый день, это была общая весёлая коллективная импровизация на тему, а профессионал-затейник отсутствовал. В бухте Тихой на острове Гукера, который открыли австро-венгры, стоит прекрасная скала Рубини. Она названа в честь оперного певца, который плыл с экспедицией, но там оперный певец (всё-таки Западная Европа) – это тот же былинный сказитель.


Колонизация Новой Земли

Колонизация необжитых земель нередко происходит по политическим причинам. Здесь их вызвала природно-географическая специфика: у северо-западных берегов Новой Земли заканчивается Гольфстрим. А это значит, что норвежские промышленники попадали сюда раньше, чем русские: в Архангельске ещё стоял лёд, когда к северу море было уже свободно для плавания.

Но первыми колонистами, ещё до государевых постановлений, были наши русские изгои: губа Строганова на юго-западном побережье была, согласно преданиям, названа по фамилии семейства, бежавшего из Новгорода при Иване Грозном. Они не выжили – скорее всего, цинга. В 1763 г. на южном побережье, в губе Чёрной, поселилось старообрядческое семейство Пайкачёвых, двенадцать человек. Они не выжили тоже и, видимо, по той же самой причине. В 1867 г. на Новой Земле поселилось самоедское семейство Фомы Вылки – с женой Ариной и детьми и отдельным самоедом Самдеем. Семейству удалось прижиться, а Самдей в конце зимы умер.

В 1870 году к Новой Земле отправились корвет «Варяг» и клипер «Жемчуг» с братом государя великим князем Алексеем Александровичем, архангельским губернатором Н.А. Качаловым и академиком А.Ф. Миддендорфом. В результате этой высокопоставленной экспедиции родился вывод, что Новая Земля непригодна для поморских колонистов. Поэтому с 1872 г. администрация Архангельской губернии начинает переселять на Южный остров Новой Земли самоедские семейства. В основе этого решения, вероятно, лежала идея о том, что самоеды более привычны к холоду, нежели русские (это вряд ли кто будет оспаривать), но ещё и то, что в их системе ценностей комфорт не занимает первых мест – так что они должны выжить.

В том же 1872 году у Крестовых островов (это в районе Северного острова) было затёрто льдами норвежское промысловое судно. Его капитан Тобисен решил с сыном и двумя матросами остаться на судне, а остальные семеро смогли на шлюпках пробиться к Гусиной Земле. Тобисен умер от цинги в мае, а его сын – в июне следующего года.

После первых самоедских семейств, приплывших на архипелаг в 1872 г., в 1878 г. появились первые русские зимовщики: гидрограф Е.А. Тягин с семейством и прислугой – шесть человек (в первую же зиму в его семействе случилось прибавление), фельдшер и промышленники с Печоры – четыре зырянина и один самоед (их имен я не нашёл). В 1887 г. сюда прибыли иеромонах отец Иона и К.Д. Носилов, устроивший метеостанцию и школу. К.Д. Носилов поставил себе дом на восточном побережье и прожил на архипелаге три зимы, в 1891 г. он вернулся на материк. (В результате возникла великолепная книга очерков «На Новой Земле», при жизни автора её переиздавали чуть ли не шесть раз.) В 1893 году на архипелаг приплыли с семьями два русских промышленника – Яков Запасов и Василий Кириллов.        

В 1909 году начинается колонизация Северного острова: купец и промышленник Масленников отремонтировал в Мелкой Губе старую промысловую избу, и в ней на зиму остались трое русских промышленников – Кулебякин, Холопов, Павловский и семья самоеда Осокина. Среди оставленных им на зиму продуктов не оказалось картошки, лука, мяса, капусты, огурцов, масла, и в зимовье началась цинга. Первым, в конце января умер Павловский. В начале марта в Мелкую губу зашли трое промышленников из Маточкина Шара (Южный остров) – Запасов, Яшков и Хатанзей. Они обнаружили в зимовье разгар цинги – никто из обитателей уже не мог ходить. Запасов и Хатанзей увезли на собаках семью Осокина и Холопова в Маточкин Шар, а Яшков остался ухаживать за Кулебякиным. Холопов и Кулебякин умерли в середине апреля. Яшков заболел, но его спас Запасов, вернувшийся за ним в Мелкую Губу. Семья Осокина и Яшков полностью оправились и вернулись в Архангельск.

Следующий виток заселения архипелага случился в 1910 году из-за резолюции шкиперского союза в г. Тромсё (Норвегия), который объявил Северный остров «ничейной землей». Русское посольство в Норвегии возмутилось этому заявлению, но кроме жёстких нот в МИД Норвегии стало необходимым заселение Северного острова. Так летом 1910 года в Крестовой губе возник посёлок Ольгинский, в котором поселились русские промышленники Шенкурского уезда с жёнами и детьми, одиннадцать человек. Место оказалось выбрано неудачно – по результатам зимнего промысла, да и дома не отвечали суровому климату. В конце первой зимы от цинги умерла девятнадцатилетняя Анна Фомина. В 1913 году от цинги умер тридцатидвухлетний промышленник Андрей Долгобородов, его вдова вернулась в Архангельск. Остальные обитатели посёлка переселились на Южный остров в Белушью губу, которая была более благоустроена.

Хроника этих смертей показывает, что цинга постепенно переставала быть гибельным фактором, но часто возникала по причине зависимости колонистов от товаров с материка и пока недоустроенного их быта.


Продолжение следует.


***

Н.В. Плужников, к.и.н., научный сотрудник Ин-та этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН, специально для GoArctic

  

Литература

  1. Беляев Д. Колонизация архипелага Новая Земля в XIX – первой трети ХХ века
  2. Гернет Н. Как 110 лет назад обустраивались первые переселенцы на Новой Земле 

  3. Новая Земля. М., 2009.

  4. Пильняк Б.А. Заволочье. М., 2008.

  5. Пинегин Н.В. В ледяных просторах. М., 2009.

  6. Шергин Б.В. Избранное. М., 1977.

  7. 30 августа 1873 была открыта Земля Франца-Иосифа // Земля. Хроники жизни

далее в рубрике