Главные администраторы Архангельской губернии о поморах конца XIX – начала XX века

Среди описаний Архангельской губернии весьма примечательный в отношение поморской темы раздел составляют труды её управителей – губернаторов Александра Платоновича Энгельгардта (1845 – 1903) и Сергея Дмитриевича Бибикова (1861 – после 1917).

А.П. Энгельгардт: губернатор-учёный

А.П. Энгельгардт исполнял обязанности архангельского губернатора в период 1893–1901 годов. Он был учёным-практиком, энтузиастом развития русских губерний. Это обстоятельство и наложило отпечаток на исполнение им административных обязанностей в Архангельске. Он обратил общественное внимание на экономическое и культурное значение Русского Севера, популяризовав этот термин, и дал надлежащий импульс к постепенному и неуклонному его экономическому и культурному развитию. По существу, Энгельгардт дал программу, которой пользовались последовавшие за ним губернаторы, выполнявшие ее лишь с разной напряжённостью до 1914 года. Программа А.П. Энгельгардта предусматривала почти все нужды Архангельской губернии, включая, разумеется, и её Поморский край.

Энгельгардт определил самые существенные потребности Русского Севера: с одной стороны, развитие торговли, развитие и усовершенствование промыслов, и удешевление хлеба – с другой. Этим целям служило развитие коммуникаций: устройство телеграфов, расширение пароходных сообщений и постройка железных дорог. Интерес к русским поморам у Энгельгардта обусловлен, прежде всего, планами колонизации и экономического развития Кольского полуострова, поскольку экономическое благосостояние поморов было напрямую связано с мурманскими промыслами на Коле.

Описания Архангельской губернии А.П. Энгельгардта связаны с его двумя «путешествиями» по ней в 1895 году, которые на самом деле были деловыми поездками для личного знакомства с состоянием дел на местах. Первое путешествие июня 1895 года было по Белому морю в Поморский край – в Кемский и Кольский уезды Архангельской губернии; второе, июля и августа того же года, – на Новую Землю и на Печору. Путешествие губернатора Энгельгардта в Кемский и Кольский уезды в июне – июле 1895 года было описано в отдельном издании, составленном из сообщений местных губернских ведомостей и вышедшем в Архангельске в том же году.(1)

Карта Архангельской губернии с обозначением путешествий губернатора Энгельгардта

Описание обоих путешествий 1895 года вышло из-под пера самого губернатора А.П. Энгельгардта спустя два года в Санкт-Петербурге, в известном издательстве А.В. Суворина.(2) Доход от издания был направлен автором в распоряжение Императорского общества для содействия русскому торговому мореходству.

Одна из глав в путевых записках Энгельгардта называется «Поморье» (С. 41-58). «Поморье», по Энгельгардту, это прибрежная часть Кемского уезда, населённая (в отличие от остальной части уезда) русскими людьми – «поморским населением», «поморами».(3) Поморы, сообщает губернатор, населяют по берегам Белого моря следующие волости Кемского уезда: Нюхотскую, Сороцкую, Лацинскую, Поньгамскую, Керетскую, Ковдскую и Кандалакшскую. Т.е. Поморье, по А.П. Энгельгардту, тянулось по западному берегу Белого моря от Нюхчи до Кандалакши.

В случае с Терским берегом Белого моря Энгельгардт называет в другом месте тамошнее население «русские – того же типа, как и поморы Кемского уезда».(4) Таким образом, по А.П. Энгельгардту, поморы в Архангельской губернии – это только часть прибрежного населения, в Западном Беломорье. Жителей побережий Восточного Беломорья Энгельгардт не относил к поморам.

Русских в населении Кемского уезда насчитывали в 1895 году 14 420, и «кореляков», т. е. карел – 22 500 человек. Раскольников насчитывалось в уезде 2 500 человек. «Остальное население считается православным».(5)

Центром уезда был город Кемь, который, по словам губернатора, считался «центром промышленной деятельности всего Поморского края».(6) Таким образом, губернатор знал и это более широкое по географическому охвату понятие – «Поморский край», официальное с 1830-х годов название части территории Архангельской губернии.

А.П. Энгельгардт ожидал для Кеми «более блестящей будущности» с проведением к ней железной дороги, с одной стороны, от Санкт-Петербурга, а с другой – от Мурмана.(7) В 1894 году от Кеми до Кандалакши инженер Журдан провёл изыскания для проектирования железной дороги с прорубкой просеки.(8) Однако железная дорога эта, заметим мы, была протянута вдоль западного берега Белого моря, в том числе и до Кеми, только во время Первой мировой войны. По этой трассе инженера Журдана в Поморье после 1895 года и был проложен телеграф.

Энгельгардт следующим образом определяет морскую культуру поморов: «Они не останавливаются перед далёкими, не редко опасными плаваниями по океану на своих судах, построенных домашними средствами – то за морским промыслом на Мурман, к Новой Земле и даже к Шпицбергену, то с торговыми целями в Норвегию, Англию и Санкт-Петербург».(9)

Он констатирует, что благодаря военной верфи в Архангельске местное население научилось строить прочные и правильно оснащённые суда, а местные мореходные школы дали знающих моряков. «Местными поморами был создан довольно большой торговый флот, и в наше время поморы на своих судах ведут торговлю с Норвегией, плавают даже в Англию и Санкт-Петербург».(10) Архангельский губернатор полагал, что с развитием отпускной торговли из Архангельска, народный поморский флот «мог бы до некоторой степени устранить господство иностранцев в перевозке грузов, конкурировать с их флотом и вообще служить интересам русской торговли».(11)

Энгельгардт со ссылкой на сведения, собранные по поручению столичного Комитета для помощи поморам Русского Севера, сообщил, что поморский флот состоял в начале 1890-х годов из 414 парусных судов, с общей грузоподъёмностью в 20 250 тонн и стоимостью около 750 тысяч рублей.(12) Из этого числа, сообщает Энгельгардт в другом месте, поморы Кемского уезда владели более половиной флота – 220 мореходными судами, грузоподъёмностью 11 100 тонн и стоимостью около 385 тысяч рублей. Из этого числа в поморском флоте Кемского уезда числилось: 95 шхун, 55 яхт, 35 клиперов, 18 гальяшей и гафелей, 17 кочмар, шлюпов и раньшин.(13) «Все эти суда ходят на Мурман и в Норвегию с грузом муки, смолы и дров, а оттуда везут в Архангельск солёную и сушеную рыбу».(14)

Таким образом, поморский флот Кемского уезда к концу ХIХ века был почти что полностью модернизирован. Традиционных судов – кочмар (малых лодий) и раньшин – остались в нём считанные единицы.

Можно сравнить поморский флот конца ХIХ века, представленный в тексте у А.П. Энгельгардта, с поморским флотом 1849 года, описанным капитаном Генерального штаба А.Э. Циммерманом, т. е. в начале модернизации. По Циммерману, в 1849 году во всей Архангельской губернии имелось 756 разного рода мореходных судов с общей грузоподъёмностью в 23 355 тонн. Чуть менее половины из них – 342 судна – принадлежало поморам Кемского уезда.(15)

Таким образом, в результате модернизации поморский парусный флот стал состоять из меньшего количества единиц – 414 парусных судов около 1894 года в сравнении с 756 парусными судами в 1849 году. Но их грузоподъёмность при этом была почти одинакова: 20 250 тонн (1849) против 23 335 тонн (1894). Т.е. прироста тоннажа не произошло за полвека, но парусный поморский флот изменился качественно.

Судостроением поморы занимались исключительно зимою. Корабли, сообщает Энгельгардт, строились во всех поморских селениях. Но лучшие во всём Поморье парусные суда и карбасы строили в тамошнем селе Подужемье.(16)

Энгельгардт о поморских промыслах

В своей поездке губернатор Энгельгардт посетил село Подужемье в июне месяце. По его словам, во всём местном начальстве единственным мужчиной оставался волостной старшина. Все остальные – десятские и старосты были «бабы, наряженные в должностные знаки». «Мужчин не было дома никого, все до единого ушли на промыслы».(17) В другом фрагменте А. П. Энгельгардт замечает: «С ранней весны все мужчины уходят на далёкие промыслы, и дома остаются только старики, дети и женщины. Женщины заведуют всем домашним хозяйством, занимаются местными промыслами, исполняют обязанности ямщиков, гребцов и нередко несут за своих мужей и братьев общественную службу (десятских, старост и проч.), которую, нужно отдать им справедливость, выполняют вполне добросовестно и исправно. В общем, поморы – народ гостеприимный, коренастый, здоровый; лица у них широкие и вечно красные, так как большую часть года они проводят на воздухе, на море. Летом мужчины носят картузы, пиджаки и кожаные сапоги, а во время промысла бахилы и норвежские куртки-фуфайки, зимою – валенки и тулупы. Женщины ходят в цветных ярких сарафанах. Избы большею частью просторные и довольно опрятные. В каждом доме найдётся самовар».(18) Заметим здесь, что означенный рассказ Энгельгардта о несении «бабами» службы в волостном самоуправлении спустя сто лет лёг в основу создания мифа об особой т. н. «поморской семье», с её особой ролью женщины. Притом эту «поморскую семью» помещают не исключительно в Кемь, а во всё остальное «большое Поморье» с опорой на Архангельск.

Поморы, замечает Энгельгардт, «не останавливаются перед далёкими, нередко опасными плаваниями по океану на своих судах, построенных домашними средствами, – то за морским промыслом на Мурман, к Новой Земле и даже к Шпицбергену, то с торговыми целями в Норвегию, Англию и Санкт-Петербург».(19)

О поморской торговле с Норвегией Энгельгардт сообщает следующее: «Впрочем, добрые, соседские отношения с Норвегией сохранились до настоящего времени. Поморы очень любят ходить на своих судах в “Норвегу”. Во всех северных норвежских приморских городах: Вардэ, Вадзе, Гаммерфесте и Тромзе, всегда можно встретить много поморских судов. С этими городами поморы издавна ведут небезвыгодную для себя меновую торговлю».(20)

В своих путевых записках архангельский губернатор достаточно подробно повествует о «поморских промыслах», т.е. «мурманских промыслах» на Баренцевом море и в Белом море, о ловле сёмги, сельди и наваги. Однако дальше архангельский губернатор сообщает о кризисе промыслов на Новой земле прежде всего из-за норвежцев: «Начиная с сороковых годов текущего столетия, число поморских судов, плавающих на Новую Землю, с каждым годом стало уменьшаться, а в последние годы её посещают только два брата Воронины из Сумского посада. Причиною упадка русских новоземельских промыслов была невозможность конкурировать с норвежцами. Беломорские порты весною поздно освобождаются от льдов и осенью рано замерзают, вследствие чего русские промышленники, являвшиеся на Новую Землю двумя месяцами позже норвежцев, находили зверя уже распуганным, осенью же, не рискуя зимовать на Новой Земле, они спешили возвратиться пораньше домой».(21)

«Главный промысел, который питает поморское население, это мурманский рыбный промысел», – сообщает Энгельгардт.(22)

О мурманском промысле архангельский губернатор сообщает, что «из Архангельского, Онежского и Кемского уездов обыкновенно прибывает на Мурман до 3 тыс промышленников ежегодно. Большинство из них отправляется в начале марта пешком через Кандалакшу и Раз-Наволок в Колу, откуда пароход товарищества Архангельско-Мурманского срочного пароходства, зимующий в Екатерининской гавани, развозит их по становищам».(23) Заметим: развоз промышленников на пароходе был мерой помощи им от властей. Также к начавшейся модернизации мурманских промыслов следовало отнести упомянутую Энгельгардтом начавшуюся проводку телеграфной линии, устройство в отдельных становищах на Мурмане казённых складов соли, начавшуюся охрану вод присылаемым с Балтики русским военным крейсером, запрет на ввоз иностранных спиртных напитков и торговлю ими на Мурмане, деятельность архангельского отдела Общества Красного Креста, который открыл несколько врачебных пунктов на Мурмане, снабжённых необходимыми медикаментами и продовольственными запасами, и командировал ежегодно на время промыслового периода для работы в них врача, фельдшеров и сестёр милосердия.(24)

Верховные власти попытались изменить сложившуюся систему кабального найма – «покрута» поморов на промыслы. Энгельгардт упоминает высочайше утверждённое 18 марта 1886 года мнение Государственного совета «О выдаче ссуд поморам на Мурманском берегу».(25) Было разрешено выдавать «поморам» – по тексту закона, русским подданным уроженцам Архангельской губернии – архангельским рыбопромышленникам, промышляющим на Мурманском берегу, ссуды на обзаведение самостоятельных артелей из 2-4 лиц. Было определено, что ссуды составляют 430 рублей на артель, промышляющую на шняке, и 215 рублей на артель, промышляющую на карбасе. «До 1894 года, – сообщает А.П. Энгельгардт – ссудами воспользовались 74 артели, из которых в настоящее время осталось только десять, остальные же распались по разным причинам. Всего выдано ссуд на 16 410 рублей и к 1-му января 1895 года осталось в недоимке 4 022 рубля. Из изложенных данных видно, что эта благодетельная, казалось бы, мера не дала желательных результатов».(26) Причиной провала, по мнению Энгельгардта, был недостаточный размер ссуды, заставлявший взявших её занимать ещё дополнительно недостающую сумму в частных руках, «притом, конечно, на самых тяжёлых условиях». Артели, будучи не в состоянии рассчитаться своевременно с кредиторами, лишались судов, снастей и прочего. Однако, указывает Энгельгардт, «несмотря на указанные неблагоприятные условия, некоторые артели держатся до сих пор, рассчитались с долгами, и некоторые участники артели, после распадения последних сделались самостоятельными хозяевами».(27)

Энгельгардт подытоживал направление модернизационных усилий властей: «Нет сомнения, что с колонизациею Мурманского берега, устройством здесь телеграфа, развитием пароходства и экономической жизни улов рыбы может быть увеличен в значительной мере. Но, помимо рыбного, тогда могут получить развитие и другие промыслы, которые ныне находятся в полном застое».(28)

В остальном, заметим, именно книга А.П. Энгельгардта в своём переистолкованном содержании дала массу материала для современных творцов поморского этнического мифа в Архангельске.

Энгельгардт Александр Платонович – тайный советник, архангельский губернатор, гофмейстер двора (1845-1903)

Губернатор С.Д. Бибиков – обновитель промыслового флота

Другой губернатор Архангельской губернии – Сергей Дмитриевич Бибиков (1912-1917) – в своём описании Архангельской губернии, изданном в 1912 году, продолжил направление, которое задал его предшественник А.П. Энгельгардт: описание губернии с конкретными предложениями по её модернизации.(29) Бибиков определяет поморов так же, как А. П. Энгельгардт – это население Поморья, под которым понимается побережье Западного Беломорья с центром в Кеми. Он сообщает: «Берег Белого моря, входящий в состав Кемского уезда, называемый “Поморский берег”, населён по преимуществу русскими поморами, составляющими 11,4% всего населения Кемского уезда, и только самая незначительная часть карелов проживает среди них вблизи морского берега. Характер помора донельзя симпатичен. Открытый, прямой, независимый, приветливый, общительный, гостеприимный, стремящийся научиться грамоте, – помор в то же время обладает настоящей русской душой и любит от всего сердца всё русское, всё родное. В своей смышлености, предприимчивости и отважности до безумия поморы не имеют себе равных среди населения Архангельской губернии».(30)

С.Д. Бибиков наблюдал различия прибрежного населения Белого моря. «Население Терского берега и восточной части Кандалакшского не производит благоприятного впечатления в отношении своей культурности. Малоразвитое, в большинстве случаев малограмотное или совсем безграмотное, живёт оно неопрятно, грязно и вдобавок, несмотря на хорошие заработки, производит впечатление малозажиточного. Тем не менее, нельзя не отдать им справедливости в их приветливости и гостеприимстве. Причину их одичалости и неразвитости следует искать в печальной постановке здесь школьного дела и даже в отсутствии священников в их приходах в течение нескольких лет. Приближаясь к Кандалакшскому заливу, население меняет свой наружный облик и, например, в селе Умбе большинство домов и хозяйственных построек свидетельствует о большой его зажиточности, а самое население несравненно развитее, интересующееся уже внешним миром, необыкновенно общительное и приветливое, и гостеприимное, хоть и сильно злоупотребляющее спиртными напитками».(31)

А вот так Бибиков описывает Поморье и поморов: «Зажиточность поморов сквозит во всём при посещении населённых пунктов, Прекрасные в огромном большинстве двухэтажные дома, заключающие в себе от 3-5 комнат на одну семью, хорошая утварь, дорогие самовары, подчас городская обстановка, хорошая и даже, во многих случаях, богатая одежда, золотые вещи (у всего населения Архангельской губернии обручальные кольца исключительно золотые) свидетельствуют с несомненной ясностью, что жители поморья не только сыты, но и зажиточны. Во многих же семьях наблюдается богатство. Одно жаль – поморы, как и все северяне всех национальностей, до крайности пристрастны к спиртным напиткам, хоть и в то же время редко встретишь лиц, промотавших своё состояние».(32)

«Богатые уловы трески на Мурмане, сельди, сёмги и наваги у своих берегов, доставляет ему [поморскому населению] более чем достаточный заработок, не, только для безбедного существования, но и для возможности завести себе суда для дальнего плавания, для торговли с Норвегией».(33)

В отношении состояния флота – «беломорского» по определению – С.Д. Бибиков сообщает следующее: «Существующий издавна беломорский парусный флот, хотя и обнаружил за последний 10-летний период стремление к уменьшению в отношении количества судов, но уменьшение это, во-первых, ничтожно, а во-вторых, восполняется процессом вытеснения судов старого типа более совершенными – процессом, идущим очень быстрым темпом. Кроме того, увеличился и тоннаж беломорского торгового флота, поддерживающего деятельные сношения с норвежским Вардё. Последнему обстоятельству особенно покровительствует закон, разрешающий беспошлинный провоз норвежской трески в русские порты исключительно на русских судах».(34)

Обращаясь к теме промыслов на Мурмане, Бибиков вначале даёт географическое описание края: «Весь Кольский полуостров до границ Финляндии и Норвегии входит в состав бывшего Кольского, ныне Александровского уезда, причём северный берег его от границы Норвегии до мыса Святой Нос, под общим названием “Мурман”, омывается Ледовитым океаном. Мурманский берег с Мотовским заливом протяжением до 1600 вёрст делится Кольскою губою на две части – Западный и Восточный Мурман, и обе части служат местом промысла, как для постоянных обитателей – мурманских колонистов, так и пришлых промышленников, приходящих на весенние и летние промыслы преимущественно из Поморья».(35)

В количественном отношении, по С.Д. Бибикову, конкретно поморское участие в промыслах на Мурмане выглядит следующим образом: «Из Кемского уезда выходит ежегодно 2100-2700 человек хозяев, работников и зуёв – детей-подростков, которые и добывают всего в течение трёх месяцев от 200 до 300 тыс рублей».(36) Таким образом, в логике С. Д. Бибикова более половины промышленников на Мурмане составляли поморы. В другом месте архангельский губернатор сообщает следующее: «В текущем году [1912] число промышленников, производивших рыбные промыслы на Мурмане достигло 4749 человек. Общий итог улова выражается обычной за последние годы цифрой около 400 тыс пудов [6552 тонны]».(37)

Бибиков сообщает об изменениях в динамике участия поморов в промыслах на Мурмане: «Переходя, за сим к промышленникам, посещающим Мурман лишь в летнее время в течение двух с половиной – трех месяцев, следует упомянуть, что прежде много лет тому назад они приходили на тресковые промыслы с ранней весны, начиная с марта месяца. Шли на западный Мурман и переходили на восточный в июне, где оставались до конца августа. Но затем весенний промысел прекратился, и поморы стали приходить в июне прямо на восточную сторону. Что вызвало изменение в сроках промысла, мною не выяснено ещё окончательно, но я не могу согласиться с указаниями местных старожилов на отсутствие путей сообщения как на руководящую к тому причину, так как и много лет тому назад, когда существовали весенние промыслы, дорога была та же, т. е. пешком через Кольский полуостров от Кандалакши на Колу. И думаю, что действительная причина прекращения весенних промыслов лежит, скорее, в уменьшении хода в последние годы в это время трески около Рыбачьего полуострова и усиленном развитии на Поморье весеннего сельдяного промысла, а также полной возможности найти себе заработок на лесопильных заводах и на заготовке леса».(38)

Бибиков видит два способа современных улучшений на промыслах на Мурмане. Первое – это централизованное через одну компанию «правильное снабжение» рыбопромышленников Мурманского берега наживкою.(39) И второе – это совершенствование типов промысловых судов. «Среди промышленников Мурманского побережья существуют в настоящее время промысловые суда трёх типов: карбасы, шняки и ёлы. Если не считать карбаса, пригодного исключительно для прибрежного лова, то шняка представляет собою единственный тип исконно русского промыслового судна на Мурмане. Тяжёлая и неповоротливая, оснащённая архаическим прямым парусом – благодатью, но прочная и крепкая по конструкции, шняка предназначалась также для совершения значительных морских переходов ещё в то время, когда наши поморы не знали пароходов, транспортирующих их теперь на Мурман к началу трескового промысла, а по окончании последнего и обратно. Призванная некогда служить не только промысловым, но и мореходным целям, эта историческая шняка стала заменяться постепенно судном чисто промыслового назначения – норвежской ёлой. Вытесненная у себя на родине судами новейшей техники – палубными мотор-ботами, и потому с охотой сбываемая русским промышленникам, ёла легка на ходу, более поворотлива и, как снабжённая более совершенной оснасткой – косым парусом, – пригодна для несложной лавировки. Но эти преимущества только относительны, и норвежская ёла, подобно русским карбасу и шняке, может быть терпима лишь в силу необходимости и, в настоящее время, с применением к промысловому делу палубных моторных судов, должна быть признана анахронизмом».(40)

С.Д. Бибиков сообщает об одном наблюдении в промысловый сезон 1908 года на Мурманском берегу. В период с 25 июня по 20 июля:

– ёла с тремя людьми на борту 8 раз выходила в море на рыбную ловлю и заработала 200 рублей;

– шняка с четырьмя людьми на борту 10 раз выходила в море на рыбную ловлю и заработала 427 рублей;

– бот с пятью людьми на борту 11 раз выходил в море на рыбную ловлю и заработал 1268 рублей.

Таким образом, средний заработок рыбака на ёле за один выход составил 8 руб. 33 коп; на шняке – 10 руб 67 коп; на боте – 23 руб. Моторные палубные боты были более продуктивны и экономили силы рыбаков.(41) За ними было будущее, воплощённое уже в советский период.

Бибиков добавляет: «Промышленники-поморы не делали этих подсчётов, но они на собственном горьком опыте испытывают все тяготы и невзгоды ёлного и шнячного промысла. Наблюдая же моторный лов у богатых мурманских владельцев факторий, а также во время поездок в Норвегию, они давно сознали его преимущества».(42)

Кроме того, традиционные суда были не безопасны для новых условий рыбного лова: «В соответствии с направлением главного хода трески и другой морской рыбы вдоль Мурманского берега, местный рыбный промысел принимает ныне, по преимуществу, глубоководный характер. Промышленниками эксплуатируется на Мурмане прибрежная полоса моря шириною до 40 вёрст, а отдельные выезды поморов с ярусами для ловли трески в море простираются на расстояние до 70 вёрст. Для судов поморской стройки и оснастки, каковы ёлы и шняки наших промышленников, такое удаление от берега сопряжено с большим риском».(43) В этой связи Бибиков предлагал не только переход на новые моторные парусные суда, но и создание на Мурманском берегу портов-убежищ, куда промысловые суда могли бы укрыться в случае бури на море. Для этих целей были выбраны шесть бухт на Мурмане, вроде известной Териберки.(44)

Именно Бибиков запустил модернизацию промыслового флота на Мурмане. По его поручению, чиновник по крестьянским делам Александровского уезда А.А. Мухин собрал у занимающихся мурманскими промыслами промышленников сведения об их желании под кредит приобрести судовые моторы. Было изъявлено желание приобрести 75 моторов.(45) Бибиков сообщает: «К проектируемой выдаче ссуды под приобретение моторных судов поморы относятся осмотрительно: почти в каждом селении высказывались опасения, как бы не поставить себя в неудобное положение перед казной, не выплатив срочного взноса по ссуде в случае неблагоприятных промысловых годов или аварийных катастроф. И везде выражалось пожелание о распространении страхования и на моторные суда, без чего положительно отказываются промышленники обзаводится этими дорогими судами».(46)

С.Д. Бибиков видел крайнюю необходимость в организации ссуд мурманским промышленникам через Государственный банк для приобретения усовершенствованных судов специально промыслового типа.(47) Для выполнения проекта архангельский губернатор вступил в переговоры с представителями механического завода норвежской фирмы «Ульсен-Стампе» насчёт изготовления моторов. Бибиков надеялся получить разрешение на беспошлинный ввоз в Россию ста моторов для модернизации российского промыслового флота на Мурмане. Очевидно, что усилия эти сорвала начавшаяся летом 1914 года Мировая война. Однако война эта ускорила другой проект, определённый еще А.П. Энгельгардтом: прокладку железной дороги Петербург – Кола (Мурманск). Но линия эта фактически была начата ещё в 1912 году высочайшим повелением постройки ветки от Санкт-Петербурга до Петрозаводска.

Бибиков Сергей Дмитриевич – действительный статский советник, последний действующий губернатор Архангельской губернии (1861 – после 1917)

Вице-губернатор Д.Н. Островский и его Путеводитель

К теме описания поморов и Поморья верховными администраторами Архангельской губернии можно отнести ещё одну работу. Это выполненный по заказу Товарищества архангельско-мурманского срочного пароходства вице-губернатором Архангельской губернии Д.Н. Островским первый для края туристический «Путеводитель по северу России».(48) Эта публикация выдержала два издания в столице в 1898 и 1899 годах.

Её автор – Дмитрий Николаевич Островский (1856-1938), личность более чем примечательная в отношении географической науки. В бытность его дипломатом, он с 1889 по 1893 год выполнял обязанности российского консула в Хаммерфесте и Северной Норвегии. Итогом этой работы стала примечательная публикация в Русском географическом обществе обширного материала Островского – «Очерка торговой и промышленной деятельности русских на прибрежье Северного океана».(49) Этот отличный труд, являющимся компетентным исследованием, мы рекомендовали бы всем, кто интересуется промысловой деятельностью поморов в Баренцевом море и обязательно – таким специфическим явлением, как поморская торговля с северной Норвегией.

Отметим дальше, что в «Путеводителе по северу России» в своём описании Архангельской губернии Д.Н. Островский вполне следует своему начальнику – губернатору А.П. Энгельгардту, когда утверждает, что населявшие «Поморье» поморы – это только часть населения прибрежных территорий Белого моря: «От Онеги по западному берегу залива начинается Поморье – перл Архангельского края, колыбель исконно-русского торгового флота, сокровищница русской народности. Из Поморья крестьяне-купцы и судохозяева снаряжают «покруты» на Мурманские промыслы и ходят на своих судах в «Нордвегу» и на «Финмарку» для меновой торговли. Поморы живут «светло» и богато. Их дома, одежда и стоящие по поморским селам и деревням и посадам старинные, времён тишайшего царя Алексея Михайловича, деревянные церкви служат образчиками русского вкуса и русского зодчества, самобытно развивавшихся на нашем Севере. Несмотря на эти храмы, Поморье, однако, страна закоснелого раскола, беспоповщины; но и самый раскол Поморья исторически последователен и логичен, так как Поморье издревле составляло вотчину Соловецкого монастыря, а Соловецкий монастырь в XVII в. стал во главе религиозного движения против новшеств патриарха Никона».(50)

Подведём весьма примечательный итог. Во всех публикациях высших администраторов Архангельской губернии в период 1894–1914 годов утверждается, что Поморье – это Поморский берег с центром в Кеми, а его население – «русские поморы» – только часть прибрежного населения Белого моря. Представление о том, что поморы – это всё население прибрежий Белого моря, стало исключительным только в советский период, когда поморская идентичность стала неактуальной из-за отсутствия прежних государственных льгот.

Обозначение Поморья на карте из первого туристического путеводителя по Северной России Д.Н. Островского

Другое дело, что верховные администраторы Архангельской губернии на исходе Российской империи были деятелями, до уровня которых не поднялся ни один администратор такого уровня в советскую эпоху. Программа модернизации обширной приарктической территории – Архангельской губернии – закладывалась до революции учёными и одновременно практиками государственной службы. Таких чиновников мы больше не видали. После революции эту программу модернизации выполняли всякого рода неучи вкривь и вкось и со всеми перегибами, что в целом, как видится из современности, было излишним.

***

Дмитрий Леонидович Семушин, архангельский историк, кандидат исторических наук, специалист по исторической географии Русского Севера, Ph. D. Венгерской академии наук, специально для GoArctic

Источники:

(1) Очерк путешествия архангельского губернатора А. П. Энгельгардта в Кемский и Кольский уезды в 1895 году. Архангельск, 1895.

(2) Энгельгардт А. П. Русский Север. Путевые записки. СПб., 1897.

(3) Там же. С. 40.

(4) Там же. С. 63.

(5) Там же. С. 32

(6) Там же. С. 27.

(7) Там же. С. 27.

(8) Там же. С. 53.

(9) Там же. С. 42.

(10) Там же. С. 3.

(11) Там же. С. 3-4.

(12) Там же. С. 3-4.

(13) Там же. С. 52-53.

(14) Там же. С. 53.

(15) Военно-статистическое обозрение Российской империи. Т. 2. Ч. 1. Архангельская губерния. Сост. А. Э. Циммерман. СПб., 1853. С. 54.

(16) Энгельгардт А. П. Русский Север. С. 30, 52.

(17) Там же. С. 30.

(18) Там же. С. 45-46.

(19) Там же. С. 42.

(20) Там же. С. 85.

(21) Там же. С. 161-162.

(22) Там же. С. 46.

(23) Там же. С. 99.

(24) Там же. С. 92-93, 98, 102.

(25) Высочайше утвержденное мнение Государственного совета «О выдаче ссуд поморам на Мурманском берегу» // ПСЗРИ. Собр. 3 Т. VI. 1886. СПб., 1888. № 3579. С. 117-118. Этот российский закон примечателен тем, что прямо трактует «поморов», как рыбопромышленников, промышляющих на Мурманском берегу — русских подданных уроженцев Архангельской губернии. Т. е. формально по тексту этого закона, поморами могли быть и не только прибрежные жители Белого моря.

Отметим, что в «Энциклопедическом словаре Гранат» в начале ХХ века было дано следующее определение поморам: «Поморы, промышленники — рыболовы Архангельской губернии; первоначальное название жителей Поморского берега» — Энциклопедический словарь Русского библиографического института Гранат. Т. 33. М., 1915. С. 19.

Таким образом, именно этот закон является источником современных представлений о том, что поморы — это морские рыбопромышленники.

(26) Энгельгардт А. П. Русский Север. С. 101.

(27) Там же. С. 101.

(28) Там же. С. 106.

(29) Бибиков С. Д. Архангельская губерния, ее богатства и нужды по обзору 1912 года. Архангельск: Губернская типография, 1912.

(30) Там же. С. 56.

(31) Там же. С. 54-55.

(32) Там же. С. 59.

(33) Там же. С. 58.

(34) Там же. С. 58.

(35) Там же. С. 68.

(36) Там же. С. 59.

(37) Там же. С. 72.

(38) Там же. С. 71-72.

(39) Там же. С. 78-81.

(40) Там же. С. 81-82.

(41) Там же. С. 85.

(42) Там же. С. 86.

(43) Там же. С. 90.

(44) Там же. С. 91.

(45) Там же. С. 86.

(46) Там же. С. 87.

(47) Там же. С. 88.

(48) Островский Д. Н. Путеводитель по северу России: Архангельск, Белое море, Соловецкий монастырь, Мурманский берег, Новая Земля, Печора. СПб., 1898; 2-е изд. СПб., 1899.

(49) Его же. Очерк торговой и промышленной деятельности русских на прибрежье Северного океана // Известия Русского географического общества. 1891. Т. 27. С. 249-276; Отд. отт. – СПб., 1891.

(50) Там же. С. 70.